Новости, принесенные Эспирой, ее вряд ли обрадуют, но ничего не поделаешь.
— Наш командный пункт обнаружен.
Холодные глаза мадам Кэвендиш едва заметно сузились.
— Вот как?
— Боюсь, на него наткнулся один из зверодавов в ходе обычного обхода вентиляции, — добавил Эспира, стараясь говорить спокойно, просто докладывая о фактах. — К счастью, его схватили прежде, чем он мог бы сбежать и выдать наше присутствие кому-то еще.
Мадам Кэвендиш выгнула бровь.
— Схватили?
Эспира на секунду сжал губы, но затем кивнул.
— Гильдия зверодавов Платформы требует, чтобы они работали парами. Он заявляет, что работал один, не желая делить заработок с кем-то из коллег.
— И этими сведениями он поделился совершенно добровольно?
— Его рассказ не изменился, даже после весьма пристрастного допроса, — ответил Эспира. — Но сейчас мы уже слишком близки к достижению цели, чтобы позволить какой-то мелкой промашке помешать. Нам нужна полная уверенность.
— Понимаю, — сказала мадам Кэвендиш. Она сделала еще один глоток из своей чашки, с глубокомысленным выражением на лице. — Вы хотели бы, чтобы я определила, можно ли верить этому человеку.
— В общих чертах, — подтвердил Эспира. — Лучше перестраховаться сейчас, чем пожалеть позднее.
— Есть мнение, — промурлыкала она мягким как шелк голосом, — что человек дальновидный постарался бы уберечься от подобных неприятных случайностей.
Эспире приходилось видеть, как люди умирали, стоило этой женщине заговорить подобным тоном. Поэтому свой ответ он хорошенько обдумал.
— Есть также и мнение, что вещи позади нас видны лучше, чем те, что ждут впереди. Непредвиденные прискорбные обстоятельства так или иначе могут возникать. И нет умения важнее для командира, чем всегда быть к этому готовым и находить верный способ совладать с ними.
Мадам Кэвендиш склонила голову, будто обдумывая эту новую идею.
— Полагаю, практичный склад ума весьма полезен для человека военного, — допустила она. — Таким образом, чтобы совладать с этой неприятностью, вы решили обратиться за помощью к союзнику.
— Совершенно верно, мадам, — с облегчением сказал Эспира. — Вам известно, как высоко я ценю вашу проницательность и ваше мастерство.
Легкой тенью в уголке ее губ мелькнуло подобие слабой улыбки.
— Майор… Я превосходно осведомлена о вашем мнении обо мне. — Чуть передвинув обнявшие чашку пальцы, она едва заметно кивнула. — Что ж, прекрасно. Я помогу вам.
— Вы так любезны, мадам, — сказал Эспира, поднимаясь на ноги. — Время поджимает, поэтому…
Своим нежным голосом мадам Кэвендиш вдруг резко издала два коротких возгласа, в такт которым люмен-кристаллы на стенах зловеще вспыхнули алым:
— Тихо! Сядьте!
Сердце Эспиры застряло в горле, и волна чистейшей паники омыла все нутро. Замерев на миг, он поспешил — довольно неуклюже — вновь занять свое кресло.
Губы мадам Кэвендиш раздвинулись в улыбке, и она тихо проворковала, словно обращаясь к несмышленому ребенку:
— Мы еще не допили чай.
Во рту Эспиры вдруг пересохло.
— Конечно, мадам. Умоляю, извините мою… горячность.
— Мне кажется, что большинство мужчин, достигших успеха в военной сфере, имеют этот недостаток, — ответила она с прежней улыбкой.
Они еще несколько минут провели в оглушительной тишине, потягивая чай. Затем мадам Кэвендиш поставила свою чашку с блюдцем и сказала:
— Надо полагать, вы уже знаете, как избавиться от останков, когда я закончу свой допрос.
— Все уже готово.
— Чудесно. — Она подняла со столика сервировочную тарелку того же чайного сервиза, где были искусно разложены подходящие к случаю лакомства, и с улыбкой протянула ее Эспире. — Берите печенье, майор. Я сама его испекла.
Глава 20
КОПЬЕ АЛЬБИОН, ХАББЛ УТРО, РЕЗИДЕНЦИЯ КОПЬЕАРХА
Гвендолин Ланкастер возглавила шествие, когда они за камердинером копьеарха проследовали в коридоры резиденции. После нападения аврорианцев минуло не более половины дня, но уже очень многое изменилось; одна из немаловажных перемен состояла в том, что она, Бриджет и все прочие рекруты сменили свою тренировочную форму на официальное облачение Гвардии — простые белые рубахи с темно-синими форменными брюками и куртками, рукава и штанины которые были прострочены золотой нитью.
— Очень неблагоразумно, на мой взгляд, — заявила Бриджет из-за спины Гвен. — Началась война. И что, теперь мы как по волшебству обрели знания, необходимые для службы в Гвардии?
— Я бы сказала, этот шаг вполне целесообразен, Бриджет… — ответила ей Гвен. — В конце концов, мы уже столкнулись с врагом и одержали победу.
В голосе Бриджет послышалось сомнение:
— Само слово «победа» выглядит… жутким преувеличением, если подумать о том, что случилось на самом деле.
— А что такого? Мы дали вооруженный отпор вражеским диверсантам, смешали им планы и выжили, — рассудительно сказала Гвен.
— И были спасены теми аэронавтами.
— Мы совершенно точно не были спасены, — отрезала Гвен. — Не аэронавтами и определенно не человеком, изгнанным из рядов нашего флота за проявленную трусость.
— А вот это уже интересно, — заметил Бенедикт. — Что же тогда с нами случилось, дорогая сестрица?
Закипая, Гвен втянула воздух ноздрями.
— Мой план учел превосходство противника. Пришлось сковать врага и удерживать на месте до подхода достаточных сил, которые могли бы его одолеть. Мы послужили наковальней, о которую ударил молот нашего подкрепления.
— Это она серьезно? — спросила у Бенедикта Бриджет.
— Милейшая Гвен живет в совершенно особенном мире, — серьезно, почти восторженно ответил Бенедикт. — Очевидно, он только отчасти напоминает то место, в котором приходится ютиться нам, простым смертным.
Гвен повернулась, чтобы смерить своего кузена пылающим взглядом суженных глаз:
— Если разобраться, в которой части своего описания я ошиблась?
Это заставило высокого юношу нахмуриться. Немного погодя он пожал плечами:
— В той части, где ты даешь понять, что все это с самого начала входило в твои планы, а не стало отчаянным экспромтом.
— Конечно, мне пришлось импровизировать, — отрезала Гвен. — Они устроили нам засаду.
— Но… — подала голос Бриджет. — Гвен… сражение началось, когда ты разрядила перчатку в лицо их командиру.
