— Вы ничего не можете сделать?
— Боюсь, моя трость осталась в номере наверху, — виновато ответил Ферус. — Она сразу выдала бы меня. А без нее мне не совершить ничего выдающегося.
— Так сходите за ней, — процедила Гвен сквозь зубы.
Ферус приоткрыл рот и беспомощно посмотрел на Гвен, а потом махнул рукой:
— Но… там дверные ручки. А Чудачку я отправил беседовать с кошками.
Гвен встретила это признание прямым взглядом, но в любом случае эфирреалист не успел бы, наверное, добыть свою трость прежде, чем шелкопряд бросится на них снова. Она повернулась к другим выжившим, еще остававшимся в зале.
— Слушайте! — крикнула она им — группке пожилых мужчин, сбившейся вместе для защиты, как сделали это она сама с товарищами. — Когда эта тварь двинет к лестнице, атакуем ее все вместе, с разных сторон!
— Semper fortitude! — вскричал мастер Ферус.
— Semper fortitude! — откликнулся плотный седовласый мужчина в докерской куртке. — Мы с вами! Все вместе!
— Совсем спятили? — выкрикнул из другой столь же тесной группы клиент бара помоложе. — Да он прикончит всех и не поморщится!
— О Боже Всевышний! — простонала Гвен. — Парень! Собери свою мошонку в кулак и сражайся!
Бенедикт вздрогнул.
— Даже если набросимся, — рассудил коммодор Пайн, — убить эту зверюгу будет не просто. Если не доберемся до брюха, она просто спрячется под своей скорлупой.
Внимательно оглядевшись, Гвен нашла возможное решение.
— Я сама прослежу за тем, чтобы у зверя не было такой возможности. Долго сидеть на месте ему не придется. Отвлечешь его ненадолго, Бенни?
— Как пожелаешь, сестрица, — сказал Бенедикт, обнажая клыки в хищной улыбке. — Собираешься припечь его за измену?
— Может, уже хватит об этом вспоминать, а?
— Сейчас она нападет снова, — спокойно произнес мастер Ферус.
Шелкопряд уложил последнюю пару изломанных трупов на груду перед дверью — впрочем, Гвен показалось, что один из мертвецов еще шевелится, — натуго залепил их своим шелком и длинной волной взобрался на барную стойку. Пучки фасеточных глаз осматривали комнату, пока ноги исполняли беспокойный танец, словно шелкопряду не терпелось напасть вновь.
Бенедикт ответил на это желание: с обнаженной саблей в руке он выскользнул на открытое пространство как раз между огромным шелкопрядом и лестницей, чтобы встретить противника в одиночку, вдали от сбившихся в защитные группы остальных выживших. Шелкопряд был хищником; это существо ясно видело уязвимость и не стало медлить. Зверь сразу метнулся вперед — так же проворно и смертоносно, как и во время первой атаки, устлавшей пол общего зала мертвыми телами.
Впрочем, среди всех прежних жертв шелкопряда не было таких, как сэр Бенедикт Сореллин, боерожденный из Копья Альбион.
Гвен начала красться к бару, стараясь при этом не упустить кузена из виду, но это было практически невозможно. Нет, ничто не закрыло ей обзор; просто Бенедикт с шелкопрядом совершали движения до того стремительные, что она уже не могла толком понять, что именно там происходит.
Массивная фигура шелкопряда металась со скоростью молнии, точно какая-то машина для убийства, и его мелькающие ноги дубасили пол с шумом тяжелых паровых поршней, — но, вне зависимости от скорости движений или выпадов, атака не достигала своей цели. Бенедикту как-то удавалось опережать чудовище на долю секунды: он уклонялся то назад, то в сторону, то нырял под мелькающие конечности шелкопряда, танцуя вне их досягаемости и, кажется, едва касаясь пола ногами. Когда страшные челюсти шелкопряда щелкнули, метя ему в лицо, встретил их разве что короткий, но яростный удар сабли.
Взвизгнув от боли, зверь с новой силой накинулся на Бенедикта; тот начал отступать к центру комнаты, — и Гвен сообразила вдруг, что ее кузен специально выманивает туда чудище, облегчая остальным общее нападение.
— Пора! — завопила Гвен, добравшись до барной стойки. — В атаку!
Коммодор Пайн, взревев, поднял над собой стул и бросился с ним на шелкопряда, и его примеру последовали другие выжившие посетители «Черной лошади». Кое-кто успел выхватить сабли, и Гвен заметила по меньшей мере одну боевую перчатку, но большинство все же вооружилось стульями и ножами. Лица были бледны, а крики звенели скорее от ужаса, чем от праведного гнева, но все они не хуже Гвен знали: однажды пролив человеческую кровь, большой хищник с Поверхности уже не остановится, пока не перебьет всех, до кого сможет дотянуться. Что-то во вкусе этой крови приводило их в полное исступление, заставляя творить такие изуверства, до каких никогда не доходят обычные голодные звери, — пусть никто и никогда не мог объяснить почему.
Двое молодых людей пали, прежде чем могли бы дотянуться до шелкопряда своим импровизированным оружием, сраженные молниеносными ударами множества его конечностей. Остальные столпились под боком у чудища, коля его ножами и саблями, — и зверь отступил в сторону, продолжая отчаянно лягаться и испускать все новые вопли. Тогда-то коммодор Пайн подступил к шелкопряду с противоположной стороны, чтобы с могучего размаху, со всей силы своих массивных плеч обрушить на него тяжелый стул.
Сиденье у стула было деревянным, но все прочее — из омедненного железа. По самым скромным прикидкам, не менее сорока фунтов чистого веса, и Пайн с такой силой обрушил его на зверя, что железо изогнулось. Панцирь шелкопряда сумел, по всей видимости, защитить жизненно важные органы от сокрушительного удара, и тем не менее аэронавту-олимпийцу удалось припечатать тварь к полу, на долю секунды оглушив и заставив разбросать ноги широко в стороны.
В этот краткий полумиг слабины Бенедикт перешел в атаку.
С утробным рыком, который Гвен уже довелось слышать в туннелях, Бенедикт подскочил к шелкопряду, беспрерывно орудуя саблей: один удар, второй, третий, — лезвие описывало широкие и грозные дуги. Клинок Бенедикта, широкий и тяжелый, намеренно делался для такого выдающегося атлета, и Гвен знала наверняка, что ее боерожденный кузен наносит удары ужасающей силы. Три конечности шелкопряда отскочили в стороны от тела, источая лиловую жидкость, и под шквалом этих ударов зверь попятился, скользя косматыми ногами на залитом кровью каменном полу.
Не прекратив зычно кричать, Пайн вторично обрушил ему на спину покореженный стул, хотя с меньшим успехом, — и тут же отлетел, получив меткий пинок в грудь. Тыльные секции длинного тела чудища совершили два резких взмаха, будто оно завиляло вдруг хвостом. Еще троих нападавших, не успевших отпрянуть, отбросило в стороны, — но старый вояка и несколько его собутыльников продолжали колоть лезвиями уязвимые бока и брюхо шелкопряда.
Оглушительно визжа и брызгая лиловой кровью, зверь в бешенстве развернулся к своим обидчикам. Те подняли оружие, но попросту не могли состязаться с шелкопрядом в скорости, а ножи и короткие сабли были бессильны разрубить переднюю часть панциря. Враг смял их, терзая плоть и дробя кости. Бенедикт зарычал вновь, но даже лезвие его сабли не могло пробить защитную броню чудовища, оставляя в задней части все новые царапины и вмятины, но не справляясь с задачей отвлечь хищника. С криком или стонами люди падали один за другим, — пока Бенедикт не остался в одиночестве.
