Только тогда он понял, как велико значение Фомальхивы. Может, стоило бы захлопнуть эти приоткрытые двери и запереть на несколько оборотов… если бы у него был от них ключ.
* * *
Четверг, день, Колодец Далекозерцания, подземелье ӧссенского храма.
На экране появляются первые очертания, неясная смесь цветов. Но Лукас и не ожидал, что получится с первого раза: он все же не священник, который просиживает у бочки с грибами дни и ночи для надлежащей практики. Лишь спустя десять минут медленного терпеливого поиска в скользком плазмодии он нашел нужное место. Сиплые звуки превратились в мелодичное мурлыканье.
Лукас пошевелил руками у дна. Как будто бинокль сфокусировали – красное пятно посреди экрана приняло отчетливую структуру: теперь было видно каждую прядь волос, окрашенных в оттенок самого огненного красного.
Женщина вдруг удивленно подняла голову.
– Лукас?.. Это ты? Вот это я называю – вторжение из космоса! Что же это за канал?
Лукас улыбнулся ей. Стоило ожидать, что его изображение появится не там, где она привыкла. Сам он не был удивлен: он разыскал в Совете точное расписание и выбрал время, когда у д-альфийского передатчика будет именно Рут.
– Где твоя рубашка? На Земле теперь новая мода? – пошутила она.
– Не мода. Необходимость. Плазмодий любит рубашки. Он бы сожрал мой рукав.
Рут звонко рассмеялась.
– Ты ловишь его вручную?!
Элегантно вильнув бедрами, она пересела из одного кресла в другое, поближе. Лукас видел, как она с лукавым выражением вытягивает шею и пытается увидеть больше, но угол обзора давал рассмотреть лишь его лицо.
– А штаны на тебе? – спросила она.
– Конечно. Они черные, а плазмодий не любит черный цвет.
Оставалось немного. Лукас чувствовал, как мучительное давление на руки слабеет; диски трансмицелиала медленно отпали и уже сами поддерживали обнаруженное соединение. Наконец он мог вытащить руки из бочки. Он старался не замечать эту ужасную вонь, а главное – ничего не трогать, пока не настанет время выловить трансмицелиал. Ладони горели, будто он пять метров прополз по шлаку, но, кроме остатков мицелия, на них ничего не было.
– А откуда ты звонишь? – спросила д-альфийка. – Не похоже на аппаратную Совета.
– От друзей.
Лукас наклонился к датчикам и понизил голос:
– Послушай меня, Рут. Это чрезвычайная ситуация. Здание Совета заполнено медиантами. Их оттуда не выгнать, даже когда на Д-альфе официально ночь, поскольку они боятся, что что-нибудь упустят. Мне стоило большого труда получить доступ к другому передатчику, но нужно поговорить без свидетелей. Это важно.
Рут невольно огляделась. Ей даже не пришло в голову поставить под сомнение подобную конспирацию, что одновременно удовлетворило и расстроило его.
– Тут никого нет, – сказала она. – Все спят. На базе три часа ночи.
– Я знаю. На это я и рассчитываю. Рут, мне нужно, чтобы ты рассказала мне все о человеке, который прилетел на Д-альфу из космоса.
– Но фомальх… – она осеклась.
– Фомальхиванин, – выразил согласие Лукас.
Рут Дэш потрясенно на него смотрела. От кокетливой улыбки и настроя на легкое общение не осталось и следа. Она несколько раз открывала рот, чтобы заговорить, но не издала ни звука. Лукас смотрел на ее бесплодные попытки произнести хоть слово. И как она сама удивлена, что вдруг лишилась дара речи.
– Ну, для начала, как его зовут? – осторожно подсказал он.
– Я… Я этого… Он… У него… У него такое имя, совсем непонятное. Ты бы все равно… Это… это… это бы тебе все равно ничего не сказало.
– Что это за человек? Какой он?
– Такой… такой средний.
Оцепенение вдруг прошло, она начала торопливо и сбивчиво говорить:
– Он… он чуть выше меня, но очень крепкий. Это даже некрасиво, когда просто… когда у кого-то плечи и грудь такие… ты понимаешь. Но он не толстый, не полный – вообще нет… Не медведь, не мужлан неповоротливый. Скорее даже стройный. Только мышцы и кости. Такой гибкий… немного…
Настоящее блаженство – слушать это, когда сам стоишь полуголый, разговариваешь с красивой женщиной и хорошо знаешь, что за последний год значительно одряхлел!
– Прекрасно представляю, – проронил Лукас. – Что дальше?
– Еще… еще у него светлые волосы. Прямо светлые, у них такой… такой золотистый оттенок, который обычно получают перекисью. Длинные, где-то до лопаток. Удивительно густые. Ну, то есть не то чтобы я их трогала, нет! Я… просто его волосы… В общем, оттенок правда странный. Хотя сомневаюсь, что он их красит.
Рут Дэш захихикала:
– Нет, ну правда, нет. Смешно даже думать, знаешь, что такой парень…
– Неважно, – сказал Лукас. – Дальше.
– Хотя он вполне мог бы и краситься, потому что, с другой стороны… просто… Понимаешь, он так следит за собой, даже слишком. Во всех отношениях. Каждое утро минимум час тренируется, но… понимаешь, это не какое-нибудь небрежное «махнуть туда, махнуть сюда», постольку поскольку… он правда жутко пашет, то есть насколько я знаю, а я на самом деле точно не знаю, потому что откуда мне…
Рут на мгновение потеряла нить.
– А еще он моется два раза в день, что мне, честно говоря, кажется немного…
Она смущенно прижала руку к губам.
– Просто… я хотела сказать… То есть я не знаю, как вы привыкли на Земле, но… в общем…
– Конечно, хорошего понемножку, – сухо проронил Лукас. – Дальше.
– Ну… а еще я подумала, вдруг он немного… ну, просто немного не той ориентации. Понимаешь, эти его волосы, дисциплина и в целом как-то… но… но… но, например, за одеждой он не следит, никаких безделушек или бижутерии, украшения с Хиваив он сразу подарил Мейбл и… Он же должен носить черный кожаный жилет без рукавов, то есть если бы был геем, разве нет, и показывать бицепсы и пресс, и… и… ну, правда же? Или иметь хотя бы утонченный вкус и розовую рубашку, или… Господи, я не знаю! Но он просто натягивает на шикарное тело обычный рабочий комбинезон, тряпку какую-то, и ему совершенно плевать. Даже ты одеваешься в сто раз лучше, чем он.
Лукас едва не закатил глаза. Вот и оно: настоящего гетеросексуального мужчину определяют вонючие носки.
– Как насчет его душевных качеств?
– Он… он такой… – Рут Дэш бросила на него отчаянный взгляд. – Лукас, прошу… Я… я уже ничего о нем не знаю.
Так продолжалось и дальше. Время шло, прошло больше получаса, но они так и не добрались до чего-либо хоть сколько-нибудь существенного. Лукас от всей души жалел, что его руки были по локоть покрыты мицелием и он не может вытереть пот со лба – так как разговор этот был настоящей битвой.
