– К сельсовету! – крикнул я, и тут залетный кусочек металла, увесистый и горячий, чиркнул по голове.
Мир пропал, угасая в колокольном звоне.
* * *
Очнулся я под брезентовым пологом, натягивавшимся и опадавшим под ветром. Внутрь засвечивало солнце все того же алого окраса, но уж больно насыщенного, отдающего в багрец.
Меня мутило, и хотелось пить. Шевельнувшись, я осознал, что лежу. Тут же колыхнулась тупая боль в голове, и все вокруг поплыло, качаясь и нагоняя цветущий мрак.
Во второй раз я очнулся, когда начало темнеть. Или проснулся – гулко отдавались недалекие взрывы, потряхивая землю. Тот еще будильничек…
– Ну, наконец-то! – сказал сумрак голосом Кристи.
А вот и ее хорошенькое личико замаячило, склоняясь.
– Ангел небесный… – пробормотал я, и девичья ладонь нежно коснулась моей щеки.
– Ай-я-яй… – ласково попеняла Кристина. – А еще коммунист!
Мне удалось выдавить улыбку.
– Вечер уже… – пробормотал. – Я что, весь день провалялся?
– Ага, – почти серьезно кивнула девушка, отряхивая соринки с белого халата. – И вчерашний день, и позавчерашний. Пятое августа с утра.
– Ничего себе… – равнодушно промямлил я. – Сильно меня?
– Везунчик ты, Антошка. – Кристина поднесла мне кружку с водой и заботливо, ладонью приподняла голову. – Пей, пей…
Я жадно, давясь и сопя, выхлебал полкружки.
– Уф-ф… Спасибо.
– Пожалуйста, – слабо улыбнулась военврачиня. – Напугал ты нас. Тёмка прибегает, глаза по пять копеек… И тут твои заносят… А ты бледный впросинь! Кровь на голове… У меня даже ноги потёрпли! Я всех выгнала, осмотрела…
– Жить буду, доктор? – выжал я через силу.
– Да куда ты денешься… – вздохнула Кристина и тихо, но очень серьезно проговорила: – Береги себя, Антоша. Ты нам всем очень нужен, мы без тебя пропадем совсем…
– Не преувеличивай… – пробормотал я, чувствуя, как теплеют щеки.
– А я не преувеличиваю. Вон, даже Павлик прискакал, когда узнал. Еле назад успел…
– Налет был?
– Ага! Пашка два «Юнкерса» сбил и «худого» – так они тут «Мессершмитт» прозывают…
– Они? – усмехнулся я.
– Они, – без вызова ответила девушка, лишь наметив складочку на переносице. – Не представляю даже, сколько времени должно пройти, пока не будет сказано: «Мы!» А пока, вот, маемся между прошлым и будущим, как неприкаянные. Думаешь, я просто так сказала, что ты нам нужен? Да мы все за тебя цепляемся!
– Тебе можно… Цепляйся покрепче…
– О, пошел на поправку. – В тени блеснули девичьи зубки. – Ладно, отдыхай. Тебе сейчас покой нужен – лучшее лекарство!
Она привстала, и я вяло двинул рукой, касаясь накрахмаленного халата:
– А поцеловать лежачего?
Кристина наклонилась, глядя на меня без улыбки – и прижалась губами.
– Вкусненько… – забормотал я, облизываясь, и девушка рассмеялась, осторожно, но ласково ущипнув меня за небритую щеку.
– Выздоравливай давай!
– Есть, товарищ командир…
Кристя вышла, раздвинув складки парусины, а я завел глаза под мягкий потолок – он чуть колыхался, поддаваясь ветру. Тупые удары бомбежки затихли, в крайний раз хлестко ударила 8,8-сантиметровая «ахт-ахт».
Я представил себе, как Пашка носится сейчас по артиллерийской позиции, подгоняя «богов войны», и губы сами изогнулись в улыбку. Все путем…
Суббота, 9 августа. Утро.
Ржевский район, с. Полунино
– Значит, так, товарищи командиры. – Салов быстро оглядел комбатов и ротных. – До Ржева – двенадцать километров. 6-я немецкая пехотная дивизия, с которой бодается наша 139-я, отошла к Тимофеево, на заранее подготовленные позиции. Противник оказывает упорное сопротивление артминогнем в полосе наступления, а его бомбардировочная авиация беспрерывно воздействует на наши боевые порядки. Та-ак… – Он неторопливо заглянул в бумаги. – В течение суточного боя в полку убито восемьдесят два человека, из среднего начсостава – двое. Дороги для гужтранспорта труднопроходимы, вследствие чего полк имеет острый недостаток в снабжении продфуражом. Питанием мы обеспечены полностью, за исключением хлеба. Винтпатронов – два боекомплекта, артвыстрелов – один боекомплект… Дивизия заняла Харино, Теленково, Долманово, Выдрино. Захвачены пятнадцать ДЗОТов и два танка… Ага… Боевой приказ штарма и штадива таков, товарищи: сегодня ночью, к пяти нуль-нуль, выйти на исходное положение для наступления, и с семи нуль-нуль, после артподготовки продолжительностью один час пятнадцать минут, овладеть Тимофеево, прочно закрепиться на занимаемом рубеже. Организовать боевую разведку в направлении северной окраины Ржева. Вопросы есть? Вопросов нет. Ну, и последнее… – Комполка посмотрел прямо мне в глаза. – Товарищ командарм подписал и отправил в Москву наградные документы. Вы, товарищ Лушин, представлены к ордену Красного Знамени. Сидите, сидите! – добродушно хохотнул он. – Вручать будем позже!
Начсостав в охотку посмеялся, а командир 3-го батальона, куда входила моя рота, пихнул меня в бок:
– С почином!
* * *
Покинув штаб, я попытался натянуть пилотку и поморщился – повязка мешала. Фактурно смотрюсь, но даже честь отдать – проблема.
Голова уже не болела, да и рана подживала. Мне б еще, конечно, поваляться с недельку для пущего эффекту, но – война. Оклемался? Будь здоров, не кашляй.
Чертыхнувшись, я ступил на сочную колею, увязая по щиколотку. Эх, дороги… Слякоть. «Студер» и тот вязнет. Одни коняшки кое-как подводы выволакивают. Хлеба до сих пор не завезли. Благо, нам достались немецкие запасы, а там консервированных хлебцев – ну, просто завались. Хоть шоколаду налопались. Не того, который panzerschokolade, а обычного, бельгийского – вермахт со всей Европы дань брал. А мы взяли добычу.
Трофейное оружие всегда к месту, и тут не жадность срабатывает, а опыт, сын ошибок трудных. Лишних пулеметов на войне не бывает, а «эмгачи» – не худшие изделия фрицевских оружейников. Шибко скорострельные, отчего стволы выгорают, но немцы – народ запасливый. Их пулеметчики всюду за собой таскали тубусы, похожие на те, что предназначены для носки чертежей, только в них не свернутые листы ватмана тягали, а запасные стволы. Изношенный и раскаленный выкручиваешь прямо на позиции, для чего заботливый фабрикант асбестовую рукавицу прилагал, новый вкручиваешь – и огонь по врагам рабочего класса…
«МП-40», прозванные «шмайссерами», тоже пользовались популярностью – в окопах с винтовкой не развернешься, а пистолет-пулемет в самый раз.
Одно огорчение – немцы отказывались пополнять нам боезапас. Ну, не хотят дать по-хорошему, отберем по-плохому…
Громыхая бортами, провыла полуторка. Чубатый шофер белозубо улыбнулся – и пустила «зайчик» новенькая медаль «За отвагу», прицепленная к гимнастерке. Мысли мои разом перескочили на «краснознаменную» тему.
