Топот и скрип двери озвучили приход четвертого попаданца. Возбужденный Трошкин проскользнул к нам, громко сопя и отпыхиваясь.
– Не закрывай, – сказал я скучным голосом, – а то душно.
– И не подслушают! – кивнул Тёма, приоткрывая дверь.
– Ну? – нетерпеливо насупился Пашка.
– Усё у порядке, шеф! – осклабился «лазутчик». – Аверин бродил-бродил, хмурился и лоб тер, а потом заперся у себя и накатил полный стакан водяры! Сидит такой, как сыч, нахохлился – и смотрит… как это… тупо уставясь перед собой! Сидел, сидел – еще полстакана хлопнул. И опять в ту же точку уставился!
– Тупо, – подсказал Ломов.
– Ага!
– Ладно… – кисло вздохнул я. – Может, и не вспомнит ничего…
Кристина погладила меня по плечу.
– Не переживай, – сказала она ласково. – Все наладится, вот увидишь.
– Да я не переживаю особо. Просто… Тут и без того – по колено в крови, так еще и этот грязи подбрасывает! Паскуда…
– Ну не все ж такие, – проворковала, утешая, Бернвальд.
– На сие и уповаю, – улыбнулся я. – Хуже нет воевать, когда дурак за спиной.
– Зато представляешь?.. – мечтательно заговорила Кристина. – Война теперь в сорок третьем закончится!
– Ну, ты как скажешь… – пробурчал Павел.
– Ну в сорок четвертом! – отступила девушка. – Все равно ведь раньше! Вон, когда наши Ржев брали? Кто учил?
– По-моему, в конце сентября, – неуверенно высказался Трошкин. – Только сразу же и потеряли – немцы танки вроде подогнали, и все… Потом только в сорок третьем заняли. Весной, кажется…
– Я тоже такое помню, – кивнул Ломов.
– Ну, вот! А тут только сентябрь начался, а мы уже на Сычевку выходим! Там, между прочим, Модель засел. Вот уж где укрепрайон!
– Да уж… – завздыхал Трошкин. – Что укреп, то укреп…
А у меня в этот момент аж дыхание сперло. Настолько тягостное ощущение завладело мною, закогтилось за душу, пронзительное и отчаянное до такой степени, что сознание меркло от душащей скорби.
– Уходим! – гаркнул я, подскакивая и опрокидывая стол. – Живо!
Облапив растерянную Кристю, я буквально вынес ее наружу, дав Тёмке пинка для ускорения.
– Ты чё?!
– Бегом!
– Тоша! – выдохнула девушка, трепыхаясь, но я не слушал ее. Вытянув руку, ухватил за шиворот замешкавшегося Ломова и швырнул его вперед, откуда только силы взялись. И лишь теперь услыхал, как подкрадывалась смерть. Нет, это была не бомба – подлетал снаряд. Дописывая траекторию, он не свистел, а издавал странное курлыканье. Мне даже показалось, что, падая в траву, я заметил промельк, полоснувший по глазам.
Стальной заостренный цилиндр, набитый мелинитом, вышиб дверь блиндажа и рванул, подбрасывая все три наката. Огонь и пламя с оглушающим грохотом вырвались, раскидывая бревна, и я перекатился на спину, чтобы видеть, куда рухнет вся эта древесина.
Мимо, мимо… От взрывов, далеких и близких, тряслась земля и раскалывался воздух. Вспыхнули, загорелись бочки с солярой, гудя, как барабаны.
– Немцы совсем сдурели! – глухо заорал оглохший Артем, не отрывая головы от надежной земли. – Ночью шпарят, как ненормальные!
Неверный, шарахающийся свет загулял по расположению полка. Вот вздыбилась земля на давешнем «плацу», вскручиваясь пламенным вихрем, а вот…
Припадая, выбежал Аверин в исподнем – и его накрыло вместе с землянкой, разрывая, кромсая, мешая щепки и комья земли с ошметками усохшей плоти.
Обалдевшая Кристина, изящно поднимаясь на четвереньки, повернула ко мне голову и шевельнула губами. Я разобрал неслышное: «Спасибо!» Оставалось только мужественно улыбнуться в ответ…
Из газеты «Красная Звезда»:
«ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ, 1 сентября. Несколько дней назад немецкое наступление в районе юго-западнее Сталинграда было остановлено. Враг, захлебнувшийся в собственной крови, не добился существенных успехов и вынужден был перейти к обороне. За пять дней ожесточенных боев немцы потеряли свыше ста танков, 34 самолета, тысячи солдат и офицеров.
Здесь была разгромлена 14-я немецкая танковая дивизия…»
Глава 9
Воскресенье, 13 сентября. День.
Смоленская область, Сычевский район
…Наезженные, начищенные колесами рельсы блестели параллельными зеркальцами, отливавшими сталистой синью. А я печатал шаг между, топча сапогами замурзанные шпалы.
Железная дорога от Ржева до Сычевки уводила прямо на юг, стягиваясь в точку перспективы – дымной, опасной, таящей угрозу. Да и по обе стороны от путей распахивался безрадостный диптих – рваные раны окопов, черноты гарей, рыхлая, извергнутая взрывами земля в плетях колючей проволоки.
Под насыпью, в заросшей кустарником промоине лежал опрокинутый набок немецкий бронепоезд – панцерцуг. Его черные, обгорелые бока, развороченные прямыми попаданиями, уже полосовали ржавые потеки. В сторонке, распустив перебитые гусеницы, уткнулись передками, словно бодаясь, два подбитых танка – наш и немецкий. Прокопченный «Т-34» угрюмо чернел, дерзко задирая орудие, а «Т-IV» будто шею свернул – перекошенная башня бессильно уткнулась пушкой в раскроенный дерн. Подальности из тлевшего ельника косо торчал хвост «мессера» с раскоряченной свастикой на мятом киле. А глупый ветерок радостно сплетал приятный запашок горячей смолы и тошнотворный дух мертвечины.
– О поле, поле, кто тебя усеял… – мрачно продекламировал Пашка и насупился.
– Ну, ты зря-то не говори! – строго отозвался Лапин, мерявший по насыпи скрипучие шаги. – Сейчас-то легчее стало…
– Легчее?! – вылупился Тёма.
– Знамо, легчее! – Герасим на ходу ловко скрутил «козью ножку» и закурил. – Раньше-то как? Бьешься, как баран, весь день, долбишь ихнюю оборону, а вечерком оглянешься – тю! Ежели, как в городе мерють, так одну автобусну остановку только и одолели. Зато душ положили – навалом… Земли под шинелями не видно! А сейчас – вона, верст двадцать отмахали с утра!
Вынув скомканный платок, я утер лоб. На картах всё так близко… А берешься вымерять широту пешим ходом, живо познаёшь долготу километров…
«Однако, прав Лапин, – подумалось мне. – Шибко все переменилось…»
Словно прочитав мои мысли, сбоку пришатнулся Трошкин.
– А ведь это ты изменил реал, товарищ командир! – горячо зашептал он.
– Да я-то тут при чем? – лицемерно увернулся я.
– А кто? – вылупился Артем. – Помнишь, мы еще на раскопе ругали генералов? Как это можно, дескать – прорываться аж тринадцатью группировками? Это ж додуматься надо было – так силы распылять! А сейчас их три всего!
– Адекватно, Антон! – хихикнул Ломов.
