Понедельник, 14 сентября. День.
Смоленская область, Сычевский район
Лес поглотил Рихарда всего целиком, даруя иллюзию защищенности – желтеющая листва и вечнозеленая хвоя укрывали его, делая невидимым. Стоило замереть, и ты словно выпадал из этого мира, даже птахи переставали тебя замечать. Не двигается – значит, не опасен. И давай чирикать да насвистывать…
Барон прислушался. Он удалился шагов на триста, не более, но покинутые позиции будто растворились в чаще – не видать ничего, не слыхать.
Фон Экк опасливо обошел воронку, вырытую залетным снарядом. Склоны ее помаленьку оплывали, вот уже и травка кое-где проклюнулась. Минуют годы, впадина зарастет какой-нибудь малиной или ежевикой, и уже ничто не будет напоминать о том, что породило ее человечье зло.
Рихард потоптался на месте – нет, показалось. Русские сапоги нигде не жали, а к портянкам он привык еще в экспедициях. С ними куда удобнее, чем в носках ходить, а уж в холода… Нет, конечно, подковки и гвозди придают немецким сапогам изрядную крепость, но и вытягивают тепло зимой. А уж широкие голенища раструбом… Обувать их куда легче, спору нет, так ведь и дождевая вода стекает без затруднений!
Подумав, барон стянул с плеч стеганый ватник. Ночью такой согреет, но днем не зябко пока. На календаре ранняя осень, а на дворе – позднее лето…
Рихард зашагал, обходя кусты и переступая поваленные деревья. В Германии не осталось таких дебрей, да там и вовсе лесов нет, сплошные парки. Только что деревья не стройными рядами растут…
…До обеда он отшагал километров пять, избегая открытых пространств и зорко поглядывая под ноги. Не хватало только на мину угодить.
Далеко на западе глухо бухали орудия, озвучивая артналет. Затем их отдаленный гром перекрылся звенящим рокочущим гулом. Рихард шарахнулся с прогала, прижимаясь к стволу могучего ясеня. Вверху, мелькая между верхушек, раскидывал крылья «Пе-8», русский четырехмоторный бомбардировщик. Судя по всему, самолет вывалил свой смертоносный груз и возвращался на аэродром.
Почему-то вспомнился Эрих – коренастый, по-крестьянски основательный мужичок. В экспедиции он занимался кострами, готовкой, охотой. Правильно поставить палатку – зовут Эриха. Заготовить дров перед подъемом в безлесные горы – Эрих тут как тут. К археологии, этнографии и прочей учености этот работяга питал насмешливое равнодушие, но стоило уязвленному Рихарду однажды разговорить его, и Эрих высказался.
«Это вы так говорите, будто чистой наукой заняты, – спокойно изложил он свое суждение, – а кто вам деньги дает? Наци. И где тут чистота? Кто платит, тот и заказывает музыку. Вы же не новое знание ищете, а лишние подпорки для расовой теории! Насилуете истину, извращая факты, выворачивая их наизнанку! И что в итоге? Чем вы лучше тех лобастых очкариков, которые изобретают отравляющий газ или непрошибаемую броню для танков? Вы все тоже работаете на войну!»
Рихард тогда заспорил, но Эрих лишь улыбался насмешливо, щуря глаза от вонючего сигаретного дыма. Что ему схоластика против правды?
Насупившись, барон зашагал по заросшей тропинке и неожиданно вышел к деревне. Бывшей деревне. Одни лишь печные трубы торчали скорбными памятниками, очерченные квадратами сожженных стен – серый пепел да черные уголья.
И тишина…
Испугав фон Экка, шарахнулся из кустов кудлатый пес, так и не покинувший разоренное жилище. Отбежал, поскуливая, и затаился на опушке.
Хрустя угольками, Рихард боязливо миновал деревушку. На околице ржавел подбитый танк, кажется, «Т-III». Коротко вздохнув, барон поспешил к лесу и ощутил слабое успокоение – флора прикроет, спасет…
– Стоять! Эй! Как там… Хальт!
Голос, раздавшийся из березнячка, буквально потряс фон Экка, вынудив закаменеть. Сердце тарахтело так, что чудилось, вот-вот проломит грудину и выпрыгнет наружу.
Оплывая ужасом, Рихард проблеял, почти хныча:
– Я свой… Вы чего?
– Руки вверх, шпионская морда! – последовал суровый ответ.
Барон послушно исполнил приказ, роняя фуфайку. Из зарослей вынырнул молоденький солдат с «ППШ» в руках. Следом вышел боец постарше, с усталым, небритым лицом.
– Кто такой? – строго спросил он.
– Лёха я… – промямлил фон Экк растерянно. – Алексей то есть. Фамилия – Кастырин. Немцы нас в Германию угоняли на работы, а я бежал по дороге… – Он зачастил, выкладывая легенду: – Мы с отцом жили вдвоем в колхозе «Путь Ильича». У нас ни коровы, ничего, только пара курей, так они и их забрали! Папка на этого, фашиста рыжего, бросился, его и застрелили. Я потом у деда жил, пока не попался…
Рихард поник, почти не играя.
– А здесь как оказался? – Колючий взгляд старшего красноармейца холодил недоверием.
– Так я к нашим иду, на фронт! – вскинулся фон Экк. – В Красную Армию!
– Документы есть?
– Только комсомольский билет. Вот!
Русский автоматчик придирчиво рассмотрел плохонькую фотографию, но Рихард не зря выбрал именно эти «корочки» – некий Алексей оказался схож с ним лицом.
– Ладно, пошли, – буркнул боец РККА. – Пущай особисты разбираются. Ваня! Отведешь его куда надо.
– Есть! – Молодой, словно копируя старшего товарища, сдвинул брови и повел автоматом, указывая направление.
«Жив! – констатировал Рихард, возвращая мыслям былое хладнокровие. – И я у русских. Ну, удачи мне…»
Из газеты «Красная Звезда»:
«ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ, 12 сентября. Степной простор в районе западнее Сталинграда, изобилующий оврагами и буграми, стал театром исключительно напряженных военных действий. Борьба идет буквально за каждый бугор, за каждый метр земли. Немцы имеют здесь сильные узлы сопротивления, состоящие из большого количества дзотов, спешно созданных ими после вклинения в нашу оборону. Скученные на небольших участках немецкие войска при наступлении терпят огромный урон, но не прекращают яростных атак. Положение продолжает оставаться напряженным…»
Глава 10
Вторник, 15 сентября. Утро.
Смоленская область, Сычевка
– Выживи, Антоша, пожалуйста, – тонким голосом выговорила Кристина. – Хоть ты меня не брось…
Закутанная в белый халат, девушка стояла у окна, кончиками пальцев опираясь на облупленный подоконник. Стройную шейку она держала очень прямо, чтобы не поникнуть, не зареветь, из крайних сил противясь желанной слабинке.
Меня резануло жалостью. Я ласково сжал девичьи плечи, привлек Кристю к себе и поцеловал ее волосы, пахнувшие военно-полевым шампунем – крапивой.
– Выживу обязательно. – Мой голос прозвучал успокаивающе твердо. – И никогда тебя не брошу.
Бернвальд отозвалась слабой улыбкой.
– Спасибо тебе. – Узкая ладошка накрыла мою мозолистую пятерню, словно вынося благодарность. – Ладно, пойду я… Подменю нашего хирурга. Старенький он уже, устает быстро… Пока!
