– Гут!
* * *
Еще десяти не натикало, а Хорст Цингель уже выводил первую «цуйку» из-под навеса – башня убрана, верх боевого отсека аккуратно вырезан, чуть сбоку присобачен станковый «максим», а над бортом выглядывает ствол 82-миллиметрового миномета. Всё, как заказывали!
У меня, правда, не было уверенности насчет миномета, но фрицы же как-то крепят свои 81-миллиметровые внутри кузова «Ганомага»…
Я придирчиво осмотрел «заказ», но придраться не к чему – умеют немцы работать! Особенно если их хорошенько замотивировать. Коренастый Цингель, ходивший в унтерах, гордо улыбнулся.
– Аллес гут, – заценил я, прислушиваясь к мерному грохоту кувалды, треску сварки, торопливому лязгу ключей. – Быков! Принимай.
Командир пулеметной роты недоверчиво глянул на меня.
– Это всё… нам?
– Еще не всё, – фыркнул я насмешливо. – Сажай механика-водителя, пулеметчика и… четырех минометчиков. Или троих хватит? Подносчик как бы лишний уже – всё под рукой… э-э… под ногами. Одного заряжающего достаточно… Ну ладно, потом разберемся! Действуй.
– Есть!
Брезентовое сиденье мехвода занял робевший Будаш, но переделанный танк лошадкой был смирной. Лязгнув гусеницами, «двойка» прокатилась взад-вперед, и разрумянившийся «возница» выглянул над бортиком.
– Нормально, товарищ командир!
И тут же заполошным эхом отозвался Фадеев:
– Товарищ командир! Вышли на связь!
– Ага! – обрадовался я. Трусцой подбежав к радистам, засевшим в кузове «Ганомага», вытолкнул: – Где они?
– Отбивают Касню, товарищ командир! – Иван, придерживая наушники, согнулся над рацией, пищавшей морзянкой.
– Да это рядом совсем! – Шубин зашуршал картой. – Станция на железной дороге – и деревня по эту сторону путей!
– Салов интересуется! – Фадеев загнулся так, что острые лопатки выступили под гимнастеркой. – Сколько нас, где мы…
– Передавай! – велел я. – Потерь нет. ТЧК. Ударим немцам в тыл в районе Касни в четырнадцать нуль-нуль. ЗПТ. Просим содействия летунов. ТЧК.
Радист стучал ключом, будоража эфир, а мне сразу полегчало – хоть какая-то ясность появилась.
– Боря, шли разведку к Касне!
– Есть! – вытянулся старший адъютант.
– Пусть возьмут «Опель», чтобы туда и обратно. Сколько там немцев, как они укрепились, подходы…
Шубин бросил ладонь к пилотке, даже не замечая, что та недавно принадлежала немецкому «гренадеру», развернулся и убежал вразвалочку, подзывая Годунова. Вскоре «Опель-Блиц» развернулся и, ворча двигателем, убыл на задание.
– Порошин! Быков! Ко мне! – Оглядев обоих, я повернул голову к навесу, где шипела и скворчала сварка, отсвечивая синим и лиловым. – Самоделки наши пойдут впереди, бронетранспортеры из цу… из «двоек» получились получше «бэтушек» – броня с палец толщиной. Хотя «БТ» мощнее… Ну, это я так. М-м… А «Ганомаги», Женя, на твоей совести!
Порошин серьезно кивнул.
– Человек восемь автоматчиков в каждый – и вперед. Пойдем, как ледоколы, а «Опели» за нами… Надо будет, наверное, уплотниться. Оставим часть грузовиков здесь, а то… Растягиваться слишком не хочется.
Уловив мое беспокойство, ротный мягко сказал:
– Прорвемся, товарищ командир.
– Да куда ж мы денемся… – вздохнул я.
Неснимаемое нервное напряжение выматывало. Уши ловили угрожающие шумы, глаза то и дело зыркали вокруг. Тревоги накладывались на недосып, мешаясь с воспоминаниями из фильмов «о войне». Я почти воочию видел, как из-за поворота выруливает «Цундап» – мотоциклист хищно нависает над рулем, а нахохленный пулеметчик в люльке тискает рукоятку «Эмги»…
В этот момент электрогенератор сбавил обороты, зато «хох-дойч» усилил громкость. О чем болтали немцы, я не разобрал – голоса смешались с глухим ревом мотора.
Клацая «гусянками», на выбитую траву скатились две «двойки» сразу.
– Ну, вы, блин, даете… – забурчал я. – Одиннадцати еще нет!
Спрыгнувший с бэтээра Хорст не понял русской речи, но уловил тон и ухмыльнулся. Тут же посерьезнев, он выпрямился, сурово роняя:
– Рот фронт! – и вскинул к плечу сжатый кулак.
* * *
Касню немцы отбили, но времени укрепиться мы им не дали. Ни столбов натыкать и «колючки» накрутить, ни поле минами засадить. Притаившись за взлобком, крутил башней «разутый» танк – гусеницы отдельно, «Т-IV» отдельно. Еще одну «четверку» обваловали на околице – танкисты держали оборону, пока артиллерия занимала свои позиции.
А доблестное серое воинство шмыгало, прячась за разваленными избами, вовсю трещало пулеметами и палило из винтовок по невидимым русским.
Впервые я наблюдал за ходом боя с вражеской стороны – автоколонна укрылась в леске, не доезжая Касни. Отсюда открывался самый узкий участок в линии немецкой обороны – грунтовая дорога цепляла край деревни и виляла по обширному пустырю, упиравшемуся в насыпь рельсового пути, где густо дымил расчлененный паровоз. Грунтовка спотыкалась о железнодорожный переезд с задорно поднятым шлагбаумом и терялась в роще по ту сторону линии фронта.
– Время! – разлепил я губы.
– Две минуты первого, товарищ командир! – озабоченно хмурясь, доложил Шубин. – Что-то наши запаздывают…
– Летять! – донесся до меня голос Лапина, и тут же раздалось грозное шиканье. Нишкни, мол, и не отсвечивай.
Над желтеющей каемкой леса зачернели стремительно растущие пятнышки. Накатился позванивавший гул, и в небе обозначились «Пе-2». Словно перелетные птицы, бомбовозы тянулись вереницей – нагло, как немцы в июне сорок первого – без истребителей прикрытия. Как нам торжественно, в стиле Левитана, передали радисты, с утра «Ил-2» наведались на полевые аэродромы противника и порезвились вволю – носились, как валькирии, круша «Мессершмитты», мешая «Хейнкели» с «Юнкерсами». А тот тяжкий грохот, что мы слыхали на рембазе, объяснялся просто – штурмовики расстреляли эрэсами склад авиабомб, подорвав заодно цистерны с горючим.
Мне, дураку, даже обидно стало – обещал же комполка вдарить немцам по тылам, а за нас, рожденных ползать, летуны сработали…
…«Пешки» не срывались в пике – утюжа немецкие позиции, они опрастывали бомбоотсеки, облегчаясь и взмывая, заворачивая в обратный путь. Бухали взрывы, отдаваясь через твердь – пыль, дым и огонь рвались в небо, раскидывая бревна и тела.
«Эрликоны» долбили с земли, но тут сразу парочка «ФАБ-500» ухнула с вышины, куроча батарею гаубиц, и подмахнула заодно зенитки. Следующий в очереди бомбардировщик стряхнул с себя четыре «ФАБ-250» – фугасы накрыли соседнюю артиллерийскую позицию. Даже до нашей рощицы докатилась воздушная волна, колыхнув ветки – между стволов закружились желтые листья.
Не дожидаясь, пока отбомбятся последние самолеты, я дал отмашку Никитину:
