– Жми!
«Ганомаг» зарычал и покатил, швыряясь опадом, налипшим на гусеницы. Выехав на дорогу, быковские БТРы обогнали нас, а «Опели» трюхали сзади, прижимаясь бампер к бамперу.
– Готовимся!
Я рассчитывал на внезапность, на неожиданность. Вдобавок колонна немецкой техники, подъезжающая с тылу, вряд ли вызовет у фашистов особые подозрения. Даже если инфа о «кочующем» русском батальоне и достигла передовой, неужто фрицы откроют огонь без предупреждения по знакомым силуэтам «Ганомагов» и «Опелей-Блиц»? А вот мы…
– Огонь!
У меня над головой затрещал «MG-34», ровно застрочил «максим» на «цуйке», что катилась слева, в промоине за обочиной. Мне был хорошо виден командир расчета минометчиков – теребя записную книжку, он крикнул что-то неслышное наводчику. Тот кивнул, крутя маховички на двуноге, и заряжающий опустил мину в ствол, тут же уводя голову. Как хлопнул выстрел, я не слышал, зато разглядел дымный вихрь на позиции немецких артиллеристов – фрицы метались, тягая за тросы опрокинутую «семьдесятпятку», а тут им горячее подали – ха-арошую порцию раскаленных осколков.
Тарахтели ППШ из кузова, накладывая добавочки, а с какого-то «Опеля» задолбил «дегтярь». Не прицельно, но очень неприятно для немчуры.
– Наши! – заорал водила.
Слева, переваливаясь через развороченные пути, шли «Т-34». Один из танков замер на «короткую» – орудие пальнуло, целясь по обездвиженной «четверке», но не попало. А я растревожился, заерзал – как бы они за нас не взялись!
– Знамя! Знамя! – Вопль будто сам вырвался из меня.
И Быков не сплоховал – над его бэтээром качнулся красный флаг. Вот древко замерло, и ветер развернул красное полотнище, заполоскал, сигнализируя: «Свои, свои!»
«Ганомаг» с ходу проскочил переезд и вывернул к роще. Справа тяжело полз «КВ», постреливая на ходу, но к нам башни не повернул. Видать, признал.
«Слава те…»
Колонна обогнула березняк, сквозивший голыми белыми стволами. Я разглядел цепи бегущих красноармейцев, жавшихся к пылящим танкам, и тут же подлетел «Виллис». Привстав с сиденья, заорал начштаба полка Дробицкий:
– Куда претесь, едрить вашу налево! В атаку, мать-перемать!
«Наши!» – заулыбался я, поправляя фуражку.
– Есть в атаку, товарищ подполковник!
Среда, 23 сентября. Утро.
На подступах к Вязьме
Как и следовало ожидать, «Ганомаги» у меня отобрали. Пожали руку, сказали «спасибо» – и увели. Мол, делиться надо.
Зюзя и вовсе разобиделся. Мы, говорит, трофеи добывали, так чего ж другому полку дарить? Вот взяли бы, да и отняли у фрицев сами!
Я утешал военкома, как мог. Вот, дескать, три «Опеля» оставили-таки, есть к чему «семидесятипятки» цеплять! Пушки мы под Касней добыли, не пропадать же добру… Снарядов, правда, не так чтобы много, но, все равно, настреляешься от души. А уж «цуйками» комдив не заинтересовался. Мол, ваши игрушки – вот и балуйтесь с ними! Мы и поигрались…
Самоделки наши язык не поворачивался к бэтээрам приписать, но машинки вышли на славу. Тут ведь главное – не огневая мощь, а мобильность. А у меня техники хватало, чтобы роту перебросить. Оперативно, то есть щадя разношенные сапоги и не теряя времени. Время же на войне не деньги, а сама жизнь. Не поспел – и аминь.
Вот мы и учились поспевать.
* * *
…Полковая «арта» раскатала немецкие блиндажи по бревнышку, перепахала позиции, как огород весной. Забавно, что окопы противника молчали, когда наши саперы расчищали проходы в минном поле. Лишь вдалеке веял шквал огня, а тут – полный покой. Мертвая тишина.
Только и видно «мародеров» – Симоньян собирает немецкую провизию, лекарства и прочие ништяки, а Зюзя с Ходановичем пополняют нашу оружейную коллекцию.
Комдив, похоже, заразился от меня склонностью к рискованной тактике – на главных участках намечавшегося прорыва сосредоточил максимально возможные силы, и прежде всего артиллерию. На прямой наводке стояли даже тяжелые орудия. Само собой, ударные группировки создавались за счет ослабления остального фронта, где на километр оставалось с полсотни солдат, по пулемету и по орудию. А на участке прорыва – по сотне стволов «арты» на километр! Зато уж дали так дали.
А куда деваться? Предместья Вязьмы… Минные поля, немецкие опорные пункты, связанные ходами сообщения, разветвленная сеть окопов чуть ли не на десять километров в глубину. А в пятнадцати-двадцати километрах – вторая линия обороны, которую тоже надо прорывать… Прогрызать, пробиваться, оставляя на колючках окровавленную плоть.
– Товарищ командир! – Шубин вынырнул из траншеи, как чертик из коробочки. – Разведчики вернулись. Немцы засели на объекте «коровник»… Да коровник и есть! Но стены там толстенные, а у них пушки-пятидесятки в каждом окне, да «эмгачи». На флангах врыты в землю «тройки»…
– Карту! – скомандовал я.
Адъютант поспешно развернул искомое.
– Ага… Стены – это, конечно, стены, но есть же еще и крыша… – Мой палец уткнулся в нужный квадрат. – Гляди, вот тут овраг. Если туда подогнать «цуйки», они красиво накроют объект «коровник» минами. Только корректировщика бы еще, с рацией… Ну, вот сюда хотя бы. Высотка, не высотка, а все же… Да, и в компанию ему трех пэтээрщиков. Пусть пощупают башню того танка, что справа. Тридцать миллиметров… должны пробить! Давай…
– Есть!
Корректировать огонь напросился Бритиков, радистом к нему вызвался Трошкин. До оврага их подбросили на «цуйке», а дальше ползком. Хорошо хоть, хляби не разверзлись – трава сухая, все еще зеленая. Не берет ее осень…
Шелест снаряда я скорее учуял, чем услыхал. Грохнуло в стороне – видать, тот самый танк выстрелил. Бронебойщики еще до него не добрались… А вот пушки «коровника» почему-то молчали. Ждут, пока закричим «ура!» и сорвемся в атаку? Ждите, ждите…
Еще разок раскатисто жахнуло. На этот раз накрыло уже подорванный блиндаж. Третий выстрел отозвался двойным взрывом – сдетонировала противотанковая мина. Ну, саперам меньше работы… Лишь бы не задело кого из ребят Косенчука…
Резкая пальба из ПТР донеслась приглушенно, порченная эхом. Наверное, удачно отстрелялись – танковое орудие смолкло. Зато едва слышно сработали минометы «цуек», и вскоре три взрыва слились в один. Попали? Мимо? Судя по паузе, скорей промазали – и корректируют огонь.
Залп… Еще залп… Ага! Нащупали, бьют точно!
Не выдержав, кинулся по траншее к наблюдательному пункту, козыряя по дороге лейтенантам батальона. Выбрался я к Шубину как раз вовремя – шальная мина, проломив крышу, рванула более чем удачно. Видать, немцы сложили у стены боеприпас – аккуратный штабель из снарядных ящиков. Вот в них-то и воткнулся наш «горячий привет».
Разрывы зачастили, сходясь – огонь с дымом сорвал крышу. Веером полетели обломки балок и стропил, скрученные листы кровельного железа – хорошо строили, крепко, на века! А мины залетали и залетали в прямоугольник толстых стен, выбивая все живое, кромсая дважды убитое. Чтобы с гарантией.
