* * *
– Молодцом, капитан! – Комполка сжал мою руку и встряхнул, словно желая убедиться, крепко ли она пришита. – Хорошая тактика, что и говорить. Будем это дело с БТГ продвигать, конечно, но… Что сказать? Пока что вычтем «прибавки»! Сам понимаешь, завтра в наступление…
– Понимаю, – вздохнул я. – Ну, хоть одну зэсэушку оставьте, что ли!
– Ну, если только одну… Ладно, бери! Ту, что с «дашками».
– А две?
– Това-арищ капитан… – укоризненно затянул подполковник. – Думаешь, мне жалко, что ли? Вон, в соседнем полку вообще прикрыться нечем! По авиации из ПТР стреляют! Ты уж войди в положение!
– Ладно, – бурчу, – и на том спасибо.
– Готовься, капитан, – усмехнулся Салов. – Завтра – в бой.
– Всегда готов!
Тот же день, позже.
Дорогобужский район
Заслышав тугой вой авиамоторов, Рихард фон Экк резко обернулся, придерживая пилотку. Раньше бывало, что ему приходилось убеждать себя как бы шагнуть в Зазеркалье и принять простенькую истину: ныне тебе несут смерть не краснозвездные истребители с бомбовозами, а самые что ни на есть родимые «Юнкерсы» да «Мессершмитты».
Ну, это время прошло. Щурясь, барон задрал голову, провожая глазами четырехмоторные «пешки». Бомберы шли «девяткой», важные и основательные, заметая дрожащий воздух лопастями винтов.
Выше вили петли «лавочки», как в Красной Армии ласково называли «Ла-5». Мощные, быстрые машинки. Правда, драться с «мессами» наравне они все равно не могли, по крайней мере, на вертикалях – немецкие истребители опережали русских «ястребков» по скороподъемности. Однако слух прошел, что на подходе «Ла-5ФН» – форсированные, с непосредственным впрыском. Месяц-другой, и «Мессершмиттам» придется туго.
Рихард вздохнул. Удивительное дело… Почему немцы вообще воюют с русскими? Ведь выходцы из Германии стали единственным народом Европы, прижившимся в России! Сколько их, «фольксдойче», рассеяно по советским просторам! Поговаривают, будто Сталин задумал вернуть обратно АССР немцев Поволжья. Что ж, это будет поступком сильного человека.
Кто спорит, много «немчуры» перебралось с Волги на берега Рейна. Только что они выиграли, пересаженные на почву предков? В СССР немцы равны со всеми, а в Фатерлянде числятся за второй сорт.
Все обиды схлынут, пройдут, а в основе-то что? Видимо, есть у Германии с Россией нечто общее, роднящее их народы! Зачем же дружбу менять на вражду?
– Кастырин! – грянул старшинский голос.
– Я! – вскочил фон Экк.
– На второй «цуйке» пулеметчика ранило, будешь за него.
– Есть!
Грузной трусцой барон поспешил к самоходке. Когда-то ему казалось, что стрелять по своим станет опасным испытанием. С тех пор душа не то что задубела, просто…
Французы говорят: «На войне как на войне». Все верно, и разумная жестокость в бою оправдана.
Рихард сжал губы. Его никто, кроме совести, не тыкал носом в сожженные деревни, в расстрелянных «мирных». Но стоило увидеть растерзанные детские тельца, по которым проехался «Т-II», как в душе словно предохранитель сгорел.
То, от чего он отворачивался, пришло к нему – на, смотри! Укладывать детей-инвалидов под гусеницы – это война? Загонять в амбар стариков, женщин, малышей со всей деревни и сжигать – это война? Закапывать живьем евреев, чтобы земля жутко пучилась, исторгая нечеловеческий вой – это война?
Фон Экк нахмурился и дернул щекой. Еще не всё дорешено. И предательства от него не дождутся. Не все, кто по ту сторону фронта – фашисты! Но как только командир «цуйки» скомандует ему: «Огонь!», он твердо ухватится за гашетки «ДШК»…
Из газеты «Красная Звезда»:
«ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ, 21 октября. За последние семь дней немцы непрерывно предпринимали яростные атаки на северную часть Сталинграда и понесли здесь весьма тяжелые потери.
Вчера немцы силою двух батальонов и 25 танков снова пытались атаковать один завод. Точный и интенсивный огонь нашей артиллерии преградил путь врагу. Атака приостанавливалась несколько раз. Немцы пробовали возобновить ее, но безуспешно. Наши части стойко обороняли позиции и не отошли ни на шаг…»
Глава 14
Воскресенье, 25 октября. Утро.
Дорогобужский район, Полибино
У немцев был год, чтобы закрепиться на подступах к Ржеву – окапываться, сажать мины квадратно-гнездовым, наматывать километры колючей проволоки, – а мы все равно продрались сквозь все линии обороны. Истинно предки говаривали: нет таких крепостей, кои русскому солдату не сдадутся!
А в окрестностях Дорогобужа фрицы всего две недели помахали шанцевым инструментом, роя траншеи да накатывая бревна на блиндажи. Спору нет, танков и «арты» Модель нагнал до фига и больше, так ведь и красноармейцы опыту нахватались о-го-го сколько!
Бойцы-неумехи, которыми я командовал у истоков Волги, заматерели, обрели навык и сноровку бывалых воинов, и здесь, в верховьях Днепра, они стали опасной и дерзкой силой.
Да и штудии наши даром не прошли. Я же помню прекрасно первые вылазки в немецкие тылы и то детское удивление на лицах Годунова, Якуша, Лапина – «Неужто могём?..»
Могём, еще как могём!
Я покосился на Трошкина и усмехнулся. О чем говорить, когда, вон, Тёмка, и тот спокоен перед боем, ибо не надеется робко на удачу, даже не верит в победу, а точно знает – немцам мы укорот сделаем. Враг будет разбит, победа будет за нами…
* * *
Тугой взрыв колыхнул воздух, звеневший, зудевший надсадно от горячего железа. Комья сырой земли месили клубы едкого дыма, припахивавшего камфарой.
Я поправил каску, и крикнул:
– Трогай!
Вострецов, бывший за мехвода, выжал рычаги, посылая командирскую «цуйку» к невысокому холму в космах бурой, полегшей травы. Миномета в «персональной машине» я не держал, но «Ворона» с Годуновым гнули плечи за щитками станковых пулеметов – «максима» и ДШК.
«Броня крепка, – подумалось мне, – и танки наши быстры…»
Трошкин скрючился в своем закутке, тетешкая попискивавшую радиостанцию. Неуверенный в строю, он совершенно преобразился, стоило ему сменить винтовку на паяльник. Даже вырос как-то, осмелел, успокоился внутренне…
Завывая, вынеслось звено «Мессершмиттов». Мой батальон летчики проглядели – Ярута разукрасил технику пятнами и полосами в цветах прелого сена или застарелой ржавчины, а бойцы еще и веток дубовых навтыкали с жухлыми листьями. Маскировка!
– Пятый, Пятый, я Первый, – бубнил Трошкин. – Прием!
Я натянул отеческую улыбку «батяни-комбата».
Тёмка за пару недель собрал весьма приличные рации из битых «Телефункенов», встроил их во все взводные самоделки, в каждую «САУ». «Это вам не баран начихал», – как Лапин выражается…
