Она засмеялась, и ее смех был холодным и неприятным. — Не
можете ли вы сказать мне что-нибудь об этих родственниках в Калифорнии? —
попросил я ее.
— Я не мало знаю о каждом, хотя никогда никого из них не
видела. Это женщины. Две женщины. Первая из них — приятная, но жадная. Вторая —
наглая и жадная.
— Первая из них — это миссис Друрри Велс?
— Полагаю, что так. Она немного приятнее другой.
— Другая — Люсиль Пэттон из Сакраменто? — спросил я. — Вы
знаете ее?
— Я знаю ее как облупленную, — резко сказала она и добавила:
— Хотя, как я уже сказала, никогда ее не встречала.
— Вы переписывались?
Она мотнула головой и сказала:
— Я ей не писала. Она переписывалась с моим мужем.
— А как насчет полезных ископаемых? — спросил я. — Возможно,
ваш муж предполагал, что в этой земле может оказаться нефть?
Она улыбнулась и показала рукой на куски лежащего за
стеклами книжного шкафа темного камня.
— Видите эти камни? — спросила она. Я кивнул.
— Они взяты из этой самой земли, — продолжала она. — Ивонна
Велс из-за того, что камни такие темные, решила, что там есть нефть. Она
прислала их моему мужу, сообщив, что они находились в принадлежащей ему земле.
Ивонна думала, что в этой пустыне могут оказаться залежи нефти. Нефть при такой
геологии! Какая чушь! Я посоветовала мужу, чтобы он пообещал оставить этот
участок ей в наследство, и, если там окажется нефть, в один прекрасный день она
сказочно разбогатеет.
Миссис Бедфорд снова рассмеялась. Смех был невеселый,
фальшивый и злорадный.
— Знаете ли, мистер Лэм, адвокат моего мужа рекомендовал
упомянуть в завещании обеих племянниц из Калифорнии. Он предложил оставить им
по сто долларов каждой. А я посоветовала завещать им все калифорнийское
имущество, а потом распродать его, кроме того участка земли, но муж сказал, что
обещал оставить им что-нибудь существенное. Тогда я предложила отказать Ивонне
немного денег, если уж он хочет, но если он даст хоть что-нибудь этой нахалке
из Сакраменто, я выцарапаю ему глаза. Я не хочу показаться злой, но эта
Пэттонша была абсолютно, совершенно невозможна! Не знаю, зачем я вам все это
рассказываю, только я нахожусь в огромном эмоциональном напряжении и… ну, с
вами легко разговаривать, по вашим глазам видно, что вы умеете слушать.
И она улыбнулась мне.
— Спасибо, — сказал я.
— Вы кажетесь мне очень симпатичным человеком, и я не хотела
бы видеть, как вы тратите на этот участок деньги и прогораете на таком деле.
— Большое спасибо, — еще раз поблагодарил я.
Несколько секунд мы молчали, потом я спросил:
— А как родственники из Калифорнии восприняли сообщение о
том, что мистер Бедфорд женился?
Мой вопрос предоставил ей возможность позлорадствовать. Она
была одинока и жаждала говорить и говорить с кем-нибудь о калифорнийских
родственниках мужа — это было приятным для нее развлечением.
— Обе эти женщины возмущают меня. О, как они возмущают меня.
Им почти удалось запустить свои маленькие жадные пальчики в богатство Аарона
Бедфорда. И в этот момент появилась я. Аарон полюбил меня, и мы поженились.
Можно себе представить, какую волну горького разочарования это подняло. Вы
думаете, они попытались понять меня? Боже мой, ни в малейшей мере! Они
изображали меня как «золотоискательницу», авантюристку, бывшую горничную,
которая превратилась в хозяйку дома. Я была, по их словам, интриганкой! Можете
вообразить такое, мистер Лэм? Бесстыдные, ищущие золота, маленькие побирушки с
их слезливыми, полными дурацких признаний в любви и привязанности письмами, с
жадно устремленными на богатство Аарона глазами. Они смеют думать, что я была
«золотоискательницей»! Я могла бы рассмеяться им прямо в лицо, но я не сделала
этого. Они унижали меня, думали, я не пойму смысла их позорных писем. Какая
чушь! Я вижу этих женщин насквозь! Так может знать женщину только другая
женщина. Я полностью раскусила эту драгоценную парочку!
Вдруг мне в голову пришла хорошая мысль, и я прервал
хозяйку:
— Скажите, ваш муж был близко знаком с Лоутоном Корнингом?
— О да. Аарон не стремился очень уж сближаться с людьми. Ему
хватало самого себя! Но он очень уважал мистера Корнинга.
— Они были друзьями?
— О да. Мистер Корнинг провернул с моим мужем несколько
успешных дел. У него нюх, как у хорошей гончей собаки: он выходит на дело и
находит добычу. Иногда ему платят зарплату и премии, иногда он охотится на свой
страх и риск, а потом пытается продать добычу вразнос. Мой муж сделал с ним
несколько дел и относился к нему с великим уважением.
— А вы уверены, что все имущество в Калифорнии было продано?
— Разумеется. Было продано все, за исключением заброшенного
участка земли в пустыне.
— Вы не допускаете, что имелось какое-то имущество, о
котором вы не знали?
Она покачала головой:
— Нет. Я знала все, чем владел Аарон. Калифорнийская
недвижимость, кроме этой земли, была вся продана. Он оставил участок в пустыне
своей племяннице, которая полагала, что там есть залежи нефти. Взгляните на эти
камни! В них нефти не больше, чем в моем письменном столе…
— Я слышал, что Люсиль Пэттон тоже рассчитывала получить
после смерти мистера Бедфорда какую-то недвижимость.
— Так это она рассчитывала, — миссис Бедфорд подчеркивала
слова, отрезая каждое из них губами, как ножницами. — За всю свою жизнь я не
встречала более такой бесстыжей потаскушки. Мой муж, до того как встретил меня,
был очень одинок. Он поехал в Калифорнию, и, поверьте мне, эта бесстыдница
начала ловить его на крючок. Видели бы вы, какие она ему писала письма! Господи
Боже мой! Масло таяло у нее во рту! Она хотела, чтобы ее дорогой дядя Аарон
знал, что ее дом всегда остается его домом, что его родственники всегда
стремятся заботиться о нем, что она будет счастлива, если он захочет жить в
Калифорнии, и устроит его жизнь в Сакраменто, что ей не нужно ни одного цента
из его богатства. О дорогой, дорогой дядя! Было бы неправильно оставлять ей все
его состояние — лучше будет, если он поищет также и других родственников. Она
любит его ради него самого, без всякой корысти!
— Может быть, она говорила это искренне?
— Один шанс из десяти миллионов.
— Могли бы вы дать мне адрес миссис Велс?
— У моего адвоката имеется письмо, полученное от ее мужа
Друрри Велса. Там он указывал какое-то место на Фрост-Моур-роуд. Я…
— 1638, Фрост-Моур-роуд? — спросил я.
— Именно, — подтвердила она. — Сейчас я вспомнила номер.
