Сейчас живу в курортном городке Баден: красиво, все красиво, но я все бы отдал, чтоб прекратить осмотр Европы. С каким бы удовольствием я уехал бы в грязные, захудалые родные города. Не дай бог во имя Родины осматривать еще Болгарию.
5.08.45
На протяжении четырех лет Миколка в каждом письме задавал вопрос: «Когда же конец?» И вот теперь мы произносим ту же фразу: «Когда же конец?»
Глупо писать, что на войне было лучше, но ведь то была война. Четыре года живя в лесу, я был свободен. А вот в условиях города жить в казарме, не имея местных знакомых, – ужасно.
Сегодня воскресенье, выходной, но куда пойдешь? В город? Что там делать, не зная языка?
Я часто бываю в Вене, изъездил ее и на машинах, и на метро, и на трамваях, но это все по делам, а гулять туда ехать уже не хочется, там усугубляется чувство подавленности. Сейчас лето, город полон народа, все красиво одеты, а ты даже поговорить ни с кем не можешь: смотришь, как дурак, и все. А смотреть ох как надоело.
Я всегда вам писал о людях и об их жизни. Из Австрии я еще, кажется, об этом ничего не писал. Недавно на Южном вокзале Вены стою на площадке вагона (возвращался в Баден) и разглядываю публику: вдоль поезда идет замечательно одетая девушка, по фигурке вижу, что русская (я не шучу, таких в Германии и Австрии нет). Точно, подходит и говорит: «Разрешите». Я сказал ей, что заранее понял, что она русская, и объяснил, почему. Часа полтора не было паровоза, полтора часа мы с ней ходили по перрону и болтали. Она, конечно, военная, они все здесь разоделись в трофеи, вид подходящий стал. Но я хочу сказать другое: вот она, грамотная, даже очень, рассказала мне, почему здесь жарко, почему в Чехословакии холоднее, какие горы кругом, какие хребты, где проходят и много чего другого.
А потом, когда ехал в поезде и стоял у окна, глядя на страшные разрушения, которые произвели американские бомбежки, ко мне подошла скромно одетая девушка (в этом отношении вы вне сравнений, я до конца жизни буду помнить зиму 45-го года и Марину Алексееву в заплатанных валенках), мы разговорились: она чешка, окончила 10-летнюю среднюю школу, жила всегда в Австрии, хотела учиться в университете – помешала война, пришлось работать. Сейчас хочет уехать в Прагу, где есть дядя. Она считает, что здесь люди жить нормально уже никогда не будут. Разговаривали по-немецки; говорить трудно, но мы говорили. И вот параллель: в этой чешке было что-то женственное, мягкое, даже немецкий язык, наполовину мне непонятный, было приятно слушать. А в той русской чего-то женского уже нет!
Помните, Симонов в пьесе «Так и будет» устами полковника сказал, что хорош тот человек, который не видел войны. Это он ответил девушке, которая жалела, что не видела войны.
Писать перестал всем. Написал Орловой, думал увидеться с ней здесь, но ответа нет.
19.08.45
«Война» продолжается!
Едим австрийский виноград. Здесь все засажено виноградом, это хлеб австрийцев. Виноградники тянутся на десятки километров вдоль всех шоссе. А каких только нет сортов: и белый, и желтый, и черный, и фиолетовый, в Крыму таких нет. Но знаете: ни виноград, ни абрикосы, ни персики удовольствия не дают; наслаждаться ими приятно только в соответствующей обстановке, при полной свободе. Когда-то на яхтах, в походах, мы с удовольствием ели зеленые кислые яблочки.
Люди едут домой в отпуска, но лично меня это не интересует: единственная мысль – совсем домой. Выходит, к фрицевским огурчикам я опоздал, ну засолите – все равно приеду. Скоро осень, а ведь я весной все побросал: и шинель, и плащ-палатку, в общем, к отъезду подготовился полностью. Когда в резерве нас возили по городам Германии, у меня был только небольшой чемоданчик, костюм гражданский, и тот домой отослал, а друзья здесь в выходные дни в гражданском ходят. Все мои ценности – это бинокль, двое часов да куча открыток.
А интересно получилось: те, кто воевал, ничего не имеют, а у людей в радиодивизионе чего только нет, какие у них чемоданы всякого барахла, целые коллекции немецкого ширпотреба. Радиодивизион (он обслуживал фронт) за 4 года войны не потерял ни одного человека, даже раненых не было. А вот девушек в положении они много в тыл отправили, так что видите: на войне были части, которые давали прирост населения. Обслуживающие шли сзади и собирали то, что втаптывали в грязь мы. Я не хочу хвалиться, что я воевал, но могу сказать с чистой совестью, что прожил 4 года под землей с теми людьми, которые воевали, я пережил все вместе с ними. И вот, по-настоящему воевавшие люди, перед которыми были богатства Германии, ничего не имеют. Только 9 мая они подумали: «Неплохо бы хоть костюмчик домой захватить». С каким теплом я буду их вспоминать всегда, и как неприятно мне сейчас жить с этими, извините за выражение, шакалами, которые писали письма с фронта и собирали барахло после нас. В книгах этого никогда не напишут, ибо без тыловых армия воевать не может.
31.08.45
Посылаю несколько открыток! Смотрите! Я живу в том городе, где пруд красивый с лодочкой сфотографирован. Это Баден. Живу, как в зверинце, звери из угла в угол ходят по клетке, а я так же хожу по комнате. Хоть бы обратно, что ли, воевать с кем – с удовольствием бы в Японию поехал. Вот тебе и конец войны!
Напишите, кто вернулся домой, где Миколка, я в Германии от него писем уже не получал. Где он? Может, в Японию подался, дай бог.
Недавно был на концерте в Вене, в королевском дворце, в честь командующих войсками СССР, США, Великобритании и Франции. Присутствовали все командующие. Это было исключительно интересное зрелище: у входа, на площадках, стояли часовые всех стран, кругом красовались союзные флаги, а каких только не было офицеров, каких тут не было орденов. У дворца стояли сотни блестящих машин – ни один офицер не пришел пешком и не приехал на лошади, как бывало в дивизии. Выступала наша Украинская капелла: им так хлопали, такой теплый прием. Были довольны все!
9.09.45
Ровно 4 года, как я уехал из дома! 15.9.41 года я сидел на подножке вагона, мимо промелькнули Мыза, Ройка – я был свободен, и на душе было легко. Четыре года я был свободен в своих действиях и поступках, а сейчас схожу с ума. Я не знаю, что желать, – я не выдержу жизни в казарме. Четыре года я получал благодарности, а сейчас одни неприятности. Ну, пусть выгонят, я к этому готов.
Когда-то в Германии я учил немецкий и уже разговаривал, а вот уже месяц, как слова по-немецки не произнес. Разве что, когда в Вене бываю, адреса иногда спрашиваю, теперь в Вене ориентируюсь лучше, чем в Москве. Интересно кататься ночью по разбитому городу: едешь, только фары автомобиля освещают путь, и ярко выступает вся катастрофа когда-то красивого города: ты видишь не дома, а только асфальт мостовой и собранные два высоких вала из битого кирпича по сторонам. Можно ехать километр, десять, двадцать по улицам, по маленьким глухим переулкам, и везде на переднем плане, в свете фар – только битый кирпич. Чтобы убрать его весь, нужны тысячи машин, а Германия и Австрия сейчас не имеют ни одной. Правда, и дома стоят, и в них живут люди, я не знаю, что нужно, чтобы сровнять такой город с землей.
