По площадке, подсвеченной фонарями, прошёл, пришаркивая левой ногой, магистр Гроусон. За ним проплыла вчерашняя пожилая мадам, только теперь не в чепце, а в плетёной шляпке с пером и цветами. Интересно, почему она всегда в головном уборе? Возможно, она лысая?
И снова наступила тишина. Тёплая, ночная, тягучая.
Что-то шлёпнулось мне на макушку и, щекотнув ухо, упало на край плеча. Я осторожно повернула голову. Маленький геккончик повис на коготках, угрожая разорвать новое платье. Моргал, уставившись на меня.
– Тшш, – сказала я и протянула к геккончику руку.
Тот начал дёргаться в попытке высвободить когти.
– Стоп! Замри! – рассердилась я, и вместе с эмоцией из моей ладони полился мерцающий жёлтый свет.
Геккончик застыл, как неживой. Я осторожно отцепила его с рукава и пересадила на свободную ладонь. Поднесла к глазам.
– Испугался, глупыш?
И вдруг в моей голове пронеслась не мысль, а ощущение доверия. Не моё. Я уставилась на крохотное существо. Оно смотрело на меня.
– Боже, а ведь ты тоже из драконов! И я, кажется, тебя понимаю… Мы сможем с тобой подружиться! Скажи, чего ты хочешь?
Посторонний шелест пронёсся в голове, наполненный ощущением ошеломления и вопросом.
– Что? Повтори, сейчас я не понимаю! – воскликнула я громким шёпотом, из ладони к геккончику пролился более интенсивный свет.
– Он говорит, что если вы не перестанете шарашить так в него магией, то у бедняги мозги растворятся, – пробасил некто из-за кустов. – И спрашивает, не приняли ли вы его за настоящего дракона?
– Ой! – Я сжала мерцающую ладонь в кулак.
Кусты раздвинулись, показалась крупная голова. Молодой человек с бородкой, тот самый старшекурсник-заклинатель по имени Джестер Вагнер заявил:
– Стало быть, это вы.
– Стало быть, я. А вы?
– Геккона отпустите. Негуманно так измываться над братьями меньшими.
Джестер перелез на мою сторону под тень раскидистых деревьев и забрал с моей руки ящерку. Что-то прошипел странное и выпустил геккона в траву.
Я растерянно крикнула вслед геккончику:
– Извини!
Джестер взглянул на меня сверху вниз и покачал головой.
– Мда… Но ничего не поделаешь.
– А что со мной надо делать? Что не так?
– Силы валом. Невежества ещё больше. Разве не знаете главный закон мага?
– Не знаю. И какой?
– Слабому не навреди.
– Но я не собиралась никому вредить! – возмутилась я.
Молодой человек глянул на меня исподлобья. В роду у него наверняка были камни. Валуны. Скалы. И прочая неживая природа. И лицо будто из базальта вырезанное.
– Но навредили. Напугали, как минимум. Будете учиться усерднее других, раз ничего не знаете, мисс Танатрея Стоули. – И протянул крупную руку. – Я ваш куратор, Джестер Вагнер.
Я осторожно вложила свою руку в его ладонь, но пожала крепко. Пусть не думает!
– Хм, а у вас сильные пальцы! – с удивлением заметил заклинатель. – Тренировались с хватом грузов?
– Чулки вязала! – ответила я гордо.
– Интересный метод.
– Главное, практичный. Можете попробовать как-нибудь…
– А зубки о кремень точили? – проговорил заклинатель. – Не рекомендую со мной флиртовать и шутить подобным образом. Для заклинателя драконов всегда и везде главное – сосредоточенность и дисциплина.
Я?! Флиртовать с ним?! Да что он себе удумал? От возмущения у меня пропал дар речи. Тем временем Джестер Вагнер продолжал:
– Если хотите остаться в Академии, филонить не стоит. Все задания выполнять надо вовремя и на двести процентов. Неуспевающих даже дар не спасёт. Жду вас завтра сразу после первой лекции у выхода из столовой.
– Я буду, – оробела я от его раскатистого, почти драконьего тона.
– И осторожней в кустах, – заявил Джестер. – Здесь ещё много непуганых ящериц. Надеюсь, больше вы мозги никому не расплавите.
И шагнул наружу. Я моргнула. А он ушёл в сторону преподавательских апартаментов.
«Он сказал «филонить», он разъезжает и он видит, как я «заклинаю» драконов. И в разговоре он твёрд, характер тот ещё. И несмотря на то, что он только студент выпускного курса, он с преподавателями на короткой ноге», – размышляла я. – «Значит, он и есть Вёлвинд. И это он меня спас».
Можно было возликовать: загадка разрешилась, но почему-то я расстроилась. Вылезла из кустов и сразу же наткнулась на леди Элбери.
– Что ты тут делаешь, Танатрея? – удивилась она.
– Вас жду.
– Зачем?
– Хочу поговорить. – Я собралась с духом и выпалила: – В приюте большинство девочек с магией. Я в этом сомневалась, но теперь, когда я вижу всех этих студентов и преподавателей, волны их энергий, я могу точно сказать: магия у девочек есть! Может, меньше, чем у вас, к примеру. Но и у меня и намёка не было на какие-то заклинания, пока я не испугалась, что та виверна сожрёт Нэтси! А знаете, как нас воспитывают, чтобы погасить магию? Держат в холоде, впроголодь, заставляют постоянно что-то делать «на благо» их проклятого общества, лишь бы некогда было вздохнуть и подумать: а кто ты. Вот что там происходит, леди Элбери! Ужас, что там происходит! И некоторые даже сходят с ума или просто превращаются в кукол, в послушных, картонных кукол, у которых ничего не остаётся своего, только вбитые в голову слова сестёр! Я смотрю на весь это рай здесь, в академии, и понимаю, так не должно быть: что одни страдают, а у других всё есть, и эти другие вовсе не ценят, что им дано! Все должны знать! И даже если вы отправите меня за это…
– Почему я должна тебя куда-то отправлять? – спросила леди Элбери.
– Потому что вы сказали скрывать моё прошлое и забыть всё, что было. Но я не могу забыть, это несправедливо! Это как предательство: расслабиться, отвернуться и сделать вид, что всё хорошо!
– И кому же ты хочешь рассказать о приюте?
– Всем. Надо что-то сделать с этим. Как-то изменить. Забрать девочек… Почему нельзя было забрать всех? Ведь сёстры ничего не могли сделать, они были заморожены…
– Всех забрать нельзя. Не сейчас, – почти вплотную встала ко мне леди Элбери и понизила голос. – Похищение одной девочки можно назвать хулиганством. Похищение всего приюта – бунтом. Для этого пока не время…
– А когда будет время? – волнуясь, спросила я.
– Будет, – твёрдо сказала леди Элбери и тронула меня за руку. – Мне очень жаль, что ты страдала, и жаль всех твоих девочек. Это трагедия нашего времени. Но бывают такие моменты, когда для того, чтобы спасти большинство, приходится жертвовать чем-то. В данном случае справедливостью.
