-Ну конечно… - заверил ее он…
А она мягко улыбнулась, только уголками губ, ничего не ответив. Но ее добрая и нежная улыбка была в этот момент лучшей наградой для доброго старика. Он не выносил женских слез… А после случая с внучкой его сердце кровью обливалось, стоило ему увидеть несчастную, да еще и с ребенком… Вот если бы его Вареньку тогда кто-то успокоил, утешил…
Снова бередил незажившую рану. Больно…
Незнакомка свернула за угол и скрылась… Но ни через 5 минут, ни через 10 минут, она так и не появилась. В то, что она бросила своего ребенка, Олег Тимофеевич не верил. Сам видел, с какой нежностью она на него смотрела!
Или притворялась? Нет… Не притворялась, любит.
О том, что она не вернется, Олег Тимофеевич понял еще минут через 20.
-Вот дела… - смотрел он на спящего ребенка, пытаясь понять, что делать дальше. –Стахов! Ну конечно же! Его ребенок, пусть сам разбирается… - решение пришло моментально. Еще раз набрал номер приемной Стахова, и к его удивлению на звонок ответил сам «виновник» вышеописанных событий.
Глава 5.
Максим
Я смотрел на спящего в люльке ребенка. Часто-часто моргал, на лице застыла улыбка-ухмылка, а дыхание стало рваным.
Охранник пытался заверить меня, что это МОЙ ребенок. Говорил о восемнадцатилетней девушке, подбросившей его. О том, какой я гад, обрюхатил и скрылся. Угрожал вызвать полицию…
Разве это могло произойти со мной?
Я анализировал свои похождения за последний год-полтора. Постоянных отношений у меня не было, но коротких интрижек на одну ночь было предостаточно. Я ведь даже не всегда знал имена девушек, с которыми просыпался утром в одной постели. Есть ли вероятность, что одна из них могла забеременеть? Наверное…
Другой вопрос в том, как мать этого ребенка (предположу все-таки, что он может быть моим) узнала, где меня искать. Ведь я личной информацией о себе не особенно делился. Максимум, называл свое имя. И уж точно не распространялся о том, где работаю.
-А с чего Вы вообще взяли, что она искала именно меня? – не унимался я. Дите в люльке все еще спало, несмотря на разворачивающуюся между мной и охранником беседой-скандалом.
-Так ведь девушка так и сказала: к Стахову нужно. Вопрос жизни и смерти…
-Так стоп! – щелкнул пальцами. Бинго! Кажется, я нащупал лазейку. – А она сказала, что я - отец ее ребенка? Требовала передать малыша мне? А?
-Ну… - охранник неоднозначно пожал плечами. Потом потер переносицу, пытаясь вспомнить.
-И записки, я так понимаю, она не оставила…
-Да вроде нет… Вроде… - многозначительно глянул на ребенка. – А может и оставила. Она что-то калякала на бумаге, пока на диванчике сидела. А потом мелкому под одеяльце сунула. Я ж не думал, что она ребенка мне подбросит. С виду такая тихоня, мне ее даже жалко было. А она вон что… Совсем не пожалела старика. Куда мне такой стресс на старости лет? Я ж не знаю, что делать, как себя вести…
-Да успокойтесь Вы… Так, под одеяльце, говорите? – аккуратно раскрываю ребенка, пытаясь найти ту самую записку.
Малыш громко чмокает соской, а я резко убираю свои руки. Тьфу ты… Думал, разбудил. Опять возвращаюсь к поискам. Малец спит крепко, его, кажется, не тревожат мои действия. Нащупываю что-то гладкое и шуршащее. Аккуратненько беру этот листок бумаги в клеточку, согнутый вчетверо. Обратно накрываю ребенка. Еще простудится…
Охранник облегченно выдыхает. Понимаю, надеется скинуть проблему на меня.
Разворачиваю записку:
«Максим, это и твой ребенок тоже. Я устала… У меня больше нет сил. Мне порой кажется, что я схожу с ума. Пожалуйста, не…» - дочитать не успеваю. Мои глаза перемещаются на потягивающегося ребенка, который, открыв свои красные после сна глазенки, часто сосет смешную соску.
Его носик морщится, глаза прищуриваются. Черт! Кажется, я знаю, что за этим последует…
-Только не плакать! – замечаю, что ребенок тянется к записке, которая вызывает у него какой-то странный интерес. Ладно… Даю ему записку. Малыш несколько раз сжимает ее, шелестя. Кажется, успокаивается. Опять смотрю на охранника. – Чтоб никакой полиции! – угрожаю ему указательным пальцем. – Еще не хватало, чтобы опеку вызвали. Если это, действительно, мой ребенок, я не хочу, чтобы его забрали в дом малютки.
Мужчина кивнул. А я взял детскую переноску и бегом отправился в сторону лифтов. Не хотелось привлекать к себе излишнее внимание.
Я все проверю, постараюсь найти горе-мамашу этого ребенка.
Ничего, справимся, прорвемся. В конце концов, я – большой начальник, в моем присутствии трясутся от страха многочисленные подчиненные. Неужели я не смогу справиться с ролью всего лишь отца? Да это проще простого, как семечки грызть. Не так ли?
* * *
Настоящее время
-Фу… А чем тут так? – смердит, твою мать. Несет, как из канализации. Но я, пытаясь не спугнуть свою палоньку-выручОленьку, натягиваю на лицо маску милого гражданина. - …пахнет?
-Кажется, малыш сходил в туалет…
-Эээээ… - какая гадость! –И что теперь делать?
-Как что? Менять подгузник. – Оля протягивает мне мелкого, я машинально его беру в свои руки. Но он сразу же начинает морщить свой носик. Не хватало еще, чтобы опять заорал, как… как… Кто вообще громко орет? Орел?
-Нет-нет-нет… - возвращаю малыша Оле.
-Послушайте, Максим Никитич… Я подгузники никогда и никому не меняла. И это не входило в мои планы еще как минимум лет пять…
-Все бывает в первый раз, Оля. Давай-давай, не тушуйся. Я тебе… премию в конце месяца выпишу. – Сам говорю, но чувствую, что уже немного подташнивает, стоит только подумать о том, что сейчас смена подгузников будет происходить прямо на моем рабочем столе.
На какие жертвы я иду ради своего сына. Уверен ли я, что этот ребенок мой? Нет, конечно… Ну а вдруг…
-Я как-нибудь без премии переживу… - опять возвращает малыша мне в руки.
-Двойная премия… - пока двое взрослых спорят: один в прямом смысле платит за дерьмо, второй же только набивает себе цену, малыш даже веселится. Ему, кажется, нравится, что его передают из рук в руки. Для мелкого это такая, своеобразная, игра.
Оля на мгновение прикрывает глаза.
-Только не думайте, Максим Никитич, что я согласилась на это ради Ваших денег! Ребенок не виноват в том, что… - не договорила, осеклась.
А я знаю, что она хотела сказать…
«что у него такой отец, как я…». Ну а что… Ни убавить, ни прибавить. Мои подчиненные меня ненавидят, а я, если честно, никогда и не пытался это исправить. Их все устраивает. Устраивают деньги, какие я им плачу. И я не должен ни перед кем любезничать. Хотят красиво жить, пусть терпят. И вообще, мне, если честно, плевать на чье-то мнение.
