— О чем вы мечтаете?
Первый вопрос врача вызвал у меня недоуменную улыбку, но я постаралась ответить честно.
— Мы с мужем хотели бы купить дом подальше от города, — столкнувшись с изучающим меня взглядом, мягко улыбнулась. — Я бы занималась ягодниками, а Владу нравится обрабатывать дерево — планирует свою мебельную мастерскую открыть.
— А почему за городом? — поинтересовалась врач, внимательно изучая мою карту.
— Свежий воздух очень полезен Артему, нашему старшему сыну.
— Угу, — она подняла голову, взгляд светлых глаз показался мне недобрым. — Это ребенок от вашего первого брака?
— Да, — напряженно ответила я. — Мой сын.
— Бывший муж часто видится с ребенком?
Воспоминания о жестокости Димы прокатились по спине горячей волной. Я уронила голову и сжала в руке телефон. Хрипнула:
— Я не веду календарь, извините.
— Вам встречаться с ним неприятно? Расскажите, почему вы расстались…
— Не сошлись характерами, — отмахнулась я.
На что врач лишь скептически выгнула бровь.
— Вы замужем второй раз совсем недолго… — и будто нарочно повела разговор в болезненную сторону. — И уже ребенок. Не поспешили? Уверены в супруге?
— Жизнь покажет, — отрезала я и, сморгнув набежавшие злые слезы, оглядела стену, на которой красиво расположились фоточки счастливых семей.
— Почему? — женский голос тек медовой рекой, а холодный взгляд разве что не резал. — Если вы подвергались или подвергаетесь домашнему насилию…
— Я в порядке, — сухо произнесла я и, поднявшись, кивнула на бумаги. — Мне нужна только печать. Пожалуйста.
— Конечно, — криво заулыбалась женщина. — Я вас не задержу, — она показала на кресло, требуя снова сесть.
Я послушалась. Что-то невысказанное давило в груди, хотелось раскрыться, но я себе не позволяла. Сцепила зубы и ждала, когда меня отпустят.
Врач задала несколько простых вопросов о моем детстве, перевела тему на мои увлечения и работу, и вот я уже обладатель заветной печати. Дав себе слово никогда больше не переступать порог этого жуткого кабинета, сбежала в коридор, где прижала спину к холодной стене.
Неожиданно на плечо легла тяжелая ладонь, и шею опалило горячее дыхание.
В груди будто что-то взорвалось, перед глазами потемнело, а сердце, казалось, вот-вот выскочит из горла. Меня окружил густой туман, сквозь который донесся плачущий голос:
— Не надо… Умоляю! Я ничего не сделала! Пустите меня…
— Варвара! Варвара, очнитесь!
Я завыла от ужаса, мечтая забиться в самый темный угол и не привлекать к себе внимания. Чтобы Чех не увидел, не приказал своим псам… Снова. Публично. Унижать…
— Варя! Вы осознаете, где находитесь?!
Моргнула, не понимая, что мне говорят. Туман медленно рассеялся, и я с трудом разглядела людей в белых халатах. Кто-то склонился надо мной, кто-то трогал шею и заглядывал в глаза. Я стояла на коленях и, вцепившись в чью-то руку, шептала молитвы, а щеки холодили сползающие слезы.
— Узнаете меня? — психолог наклонилась ближе. — Как вы себя чувствуете?
Я кивнула, не в силах говорить. Все тело сотрясала крупная дрожь, а к горлу подкатился ком.
Что произошло?
— Кто такой Чех? — спросила женщина, и я вздрогнула, как от удара.
Имя врага отрезвило. Освободившись от чужих рук, что пытались меня поднять, сама встала на ноги и процедила:
— Никто. Вам что-то почудилось.
— Ложь, — мягко возразила психолог. — Вернитесь в кабинет, Варвара. Вам нужна профессиональная помощь. Вы в обморок упали от паники, я лишь коснулась вашего плеча.
— Обычная анемия, — пришлось соврать снова. — Я слишком долго нахожусь в больнице, а пора бы перекусить и выйти на свежий воздух. Из-за этого обмороки. Спасибо, что помогли, — и, прижав к себе карту, ринулась к выходу.
Врач больше не задерживала, хотя я чувствовала ее цепкий взгляд на своих лопатках.
Сердце колотилось, как бешеное, на грудь будто камень положили, так тяжело было. От утренней легкости не осталось и следа. Даже внизу живота начало тянуть.
Это всего лишь кошмары. Кошмары и все… Они не могут мною владеть. Я сильнее этого.
— Тише, малыш, — прислонившись к стене уже на лестничной площадке, прошептала я и погладила живот. — Мы справимся. Всё будет хорошо.
Глава 51
=Бешеный=
Варя задерживалась, но зная, какие очереди в больнице, я не сильно волновался. Совсем малость тревожился, но терпеливо ждал. Хотя мобильный достал из куртки и положил рядом, чтобы следить за временем и ответить на ее звонок, вдруг что.
Сам не звонил, не хотел отвлекать.
Марьяна, что отпросилась домой, проведать брата, давно уехала.
В доме стало тихо без девушек и даже пустовато. Я, дикий волк, что привык к уединению, внезапно понял, что не всегда одиночество нужно для залечивания душевных ран. Суматошная Марьяна и активная Варвара устраивали каждый день баталии на тему кино, музыки и книг, а я слушал их и ловил себя на мысли, что счастлив в эти минуты, что хочу участвовать. Вчера даже поспорил с ними немного, что Сапковский не такой уж и заморочный и сложный, как они думают, что стоит попробовать почитать, прежде чем ставить крест на авторе. Они согласились, что пойдут на это, если я прочитаю что-то и предложенных ими женских романов. Мол, и там можно найти что-то полезное для себя и все не так плохо, как я предвзято думаю.
Сложив купленные для девушек книги великого польского фэнтезиста на столик, я лежал на диване, фоном слушал новости по телику и что-то никак не мог задремать. Вчера поздно лег, ночью почти не спал, выдалась, казалось бы, минутка для отдыха, но сон не шел. Будто держало что-то.
Открытие клуба Береговой отложил по неизвестным причинам, потому нас с женой пока не дергали, но я знал, что Чех держит руку на пульсе и в любой момент заявится. Знал я и то, что следит, и эти сладкие дни вырванного у судьбы счастья скоро закончатся.
Чувствовал. Будто моя жизнь — это последние песчинки в часах.
Я пытался найти Настю, по своим связям и через особые каналы, что остались после тюрьмы. За эти месяцы перебрал каждую ниточку, где оборвалась связь с сестрой, но так и не смог ничего выяснить. Ублюдочный псих прекрасно понимал, что она — туз в рукаве, что только этим удержит меня на поводке, потому хорошенько сестру припрятал.
Только он прекрасно понимал, что вырастил моими же руками еще один козырь — это Варвара, ее сын и наш общий ребенок. Я так влип в эти сети, что одна мысль причинить ей боль обманом — убивала изнутри мое черное сердце. Сдавливала. Мешала дыханию.
