- Ты это мне?
- Кому же еще? Здесь никого, кроме тебя нет!
Кручу головой по сторонам и, улыбнувшись, пожимаю плечами.
- Действительно, никого.
Алина, сузив глава и вздернув острый подбородок, проходится по мне оценивающим взглядом, а затем, снисходительно усмехнувшись, обращается к своей группе поддержи.
- Девочки, оставьте нас, пожалуйста.
Подружки отходят от нас на символические три шага и даже не пытаются делать вид, что не собираются подслушивать наш разговор.
- Я про тебя все знаю, - заявляет блондинка.
Видимо, ожидая моей реакции, задирает брови и выпучивает глаза. У меня по ощущениям в животе образуется камень, к горлу подкатывает тошнота.
Что именно он ей рассказал?
- Может, поделишься? – предлагаю с невозмутимым видом.
- Никакая ты Саше не сестра!
Да, ладно! Неужели до нее, наконец, дошло?
Давясь внезапным смехом, закусываю губы.
- И что?
- И я хочу тебя по-хорошему предупредить, чтобы ты держалась от него подальше.
- Иначе что?
- Иначе все твои одногруппники узнают, что ты вешаешься на чужих парней.
- Я вешаюсь?! Я?
Ее слова как пощечина. Все эмоции, что я так усердно прятала в глубине своей души последнюю неделю, срывая все засовы вырываются наружу.
- А кто? Я не знаю еще, какой хитростью ты пролезла в их дом, но учти, Саши тебе не видать! Не твой уровень, девочка!
- Кто тебе сказал, что я на него вешаюсь? Саша?
- Я это и так поняла, - проговаривает с умным видом, - думаешь, я не вижу, как ты его взглядами пожираешь?
- Ты чокнутая! – вырывается нервный смешок, - вы оба больные! И ты, и твой Сашенька!
- Я так и знала! Ты только изображаешь из себя тихоню! На самом деле ты самая настоящая шлюха! И белье у тебя, как у проститутки!
Глаза застилает красная пелена, лицо горит как от ожога. Сама себя не контролируя, я замахиваюсь и влепляю Алине пощечину.
Она пугается, и я пугаюсь. Стоим, глядя друг на друга выпученными глазами. А затем блондинка открывает рот и начинает визжать. Бросается на меня с кулаками, не красиво скалясь, пытается схватить за волосы, но я делаю шаг назад, и она, споткнувшись на своих каблуках, падает на колени.
- Сука!!! Тебе конец!
Я продолжаю отступать назад. Задыхаясь, делаю беспорядочные вдохи, хватаю воздух губами.
- Прости, - шепчу еле слышно.
Ее подружки смотрят на меня как на зверя. Одна из них подбегает к Алине, помогает ей подняться, вторая зачем-то включает камеру на телефоне и снимает, как та ревет и извергает проклятия на мою голову.
- Прости, - прошу еще раз, разворачиваюсь и даю деру.
Останавливаюсь только на входе в общежитие, втянув голову в плечи, проскальзываю мимо вахтера и бегом поднимаюсь на четвертый этаж.
Легкие горят огнем, тело сотрясает крупная дрожь. Я начинаю осознавать, что натворила. Мама всегда говорила, что моя несдержанность и топорная прямолинейность до добра не доведут.
Так и вышло. Я выплеснула на Алину все, что носила в себе последнее время. Разочарование, ревность и обиду на Греховцева, черт бы его побрал!
Что будет теперь? Меня отчислят с позором? Как я Раисе Николаевне и Герману Дмитриевичу в глаза посмотрю? Как домой вернусь?
Боже… какая я непутевая…
- Это правда, что о тебе говорят? – спрашивает ворвавшаяся в комнату Света.
На щеках румянец, в глазах азарт.
- Что говорят? – спрашиваю хрипло.
- Что ты побила какую-то фифу с третьего курса.
Зажмурившись, я болезненно морщусь. Мне конец.
- Правда, да?.. – чувствую, как прогибается матрас, - расскажешь, что случилось?
Закрываю лицо руками и отрицательно мотаю головой. Я не стану оправдываться, пусть отчисляют.
Надо позвонить маме и тете Рае.
В этот момент мой, зажатый в руке телефон, оживает. Номер неизвестный, но и так уже понятно, ничего хорошего мне этот звонок не принесет.
- Ответь, - шепчет Света, глядя на меня с сочувствием.
Я нажимаю на зеленую трубку и подношу телефон к уху.
- Спускайся. Живо! – орет голос Греховцева.
- Нет.
- Хочешь, чтобы я сам поднялся? Я могу, ты меня знаешь!
- Хорошо, сейчас выйду…
- Даю две минуты.
Обреченно вздохнув, поднимаюсь с кровати и, накинув куртку, молча выхожу из комнаты.
На улице уже стемнело. Над широким гранитным крыльцом, качаясь от ветра, тускло светит фонарь.
Кутаясь в собственные руки, я останавливаюсь на выходе и всматриваюсь в темноту в поисках черного Лексуса.
Справа, у въезда на стоянку, вдруг мигают фары, и я, преодолев три ступеньки, иду туда быстрым шагом.
Не знаю, что меня там ждет, скорее всего, Саша приехал с Алиной и сейчас заставит меня перед ней извиняться. Возможно, я извинюсь, но оправдываться точно ни перед кем не стану.
Подхожу ближе и вижу, что в машине он один. Положив голову на подголовник, наблюдает, как я приближаюсь.
Открыв дверь, сажусь рядом. В салоне тепло. Включен подогрев сидения, и в ноги дует теплый воздух. Пахнет, как всегда, кожей и Греховцевым. Вкусно.
Он не орет, я начинаю согреваться, по телу все равно волнами идет озноб.
- Рассказывай, - устало вздыхает он.
- Я не знаю, что тебе сказать. Наверняка Алина тебе уже все рассказала.
- Конечно. В красках. А подружки подтвердили.
- Меня отчислят? – рассматривая свои ногти, спрашиваю негромко.
Саша меняет положение тела. Подается вперед, кладет обе руки на руль и сжимает его до скрипа кожаной оплетки.
- Для начала я хочу выслушать твою версию.
- А что, не доверяешь своей девушке?
Повернувшись ко мне, он проходится взглядом по моим ногам, сцепленным в замок рукам, медленно, заставляя меня затаить дыхание, скользит по груди и, наконец, останавливается на лице.
- Доверяю. Мне не понятны твои мотивы. За что ты напала на нее?
- Напала?.. – переспрашиваю я, - она так сказала?
- Она и все ее свидетели, - он проговаривает это с усмешкой, и я непроизвольно копирую его мимику.
Он ей не верит?
- Рассказывай.
Я наполняю грудь воздухом и начинаю:
- Она догнала меня, когда я шла в общежитие после пар. Сказала, что знает, что мы не родственники.
