Он отправил мне напоминание по почте за день до события, сообщая, что я единственный не выразил желания участвовать.
– Я не слишком хорош в пинг-понге, – ответил я, надеясь, что беседа на этом закончится.
– Уверен, ты с ходу научишься. К тому же у нас шестнадцать сотрудников, это идеально подходит для турнира.
– Раньше было семнадцать, – заметил я. Брэндон опешил, и я тут же пожалел, что огрызнулся. Он ведь не виноват в смерти Марго, и нечестно, что я вымещал на нем свою злость. – Так участие в турнире добровольное или нет?
– Конечно, добровольное, – уверил меня Брэндон, кладя руку мне на плечо. – Соглашайся.
На другой день мне стало кристально ясно, до чего же я плох в пинг-понге. Выдохнул с облегчением, когда меня быстро вышиб долговязый веб-разработчик по имени Джош; ближе к концу партии он уже явно начал жалеть меня при подаче.
Проиграв, я попытался вернуться к работе, – нереально: все хлопали и кричали. Каждое очко воспринималось как вопрос жизни и смерти.
Наконец добрались до финала – Брэндон сражался с серверным администратором Эмилем. Их стили кардинально различались. Брэндон постоянно атаковал, гасил мячи, целясь в открытый угол. Эмиль же, заняв позицию в метре от стола, терпеливо отбивал удары. Это было почти мистическое действо: Эмиль двигался медленно, без резких выпадов, выжидая, когда Брэндон совершит ошибку. После довольно долгих перебрасываний шарика Брэндон промахивался и Эмиль зарабатывал очко, и всякий раз в эти моменты Брэндон выкрикивал: «Блядь!»
– Подрезает, – объяснил Том, еще один инженер, кивнув на Эмиля. «Подрезает» относилось к стилю игры Эмиля – он отвечал на удары, сильно подкручивая снизу, гася скорость атаки. Брэндон, однако, не сдавался. Он использовал каждую возможность ускорить игру, навязывал свой ритм. В итоге ему это удалось. Эмиль не смог отбить очередную серию яростных ударов, и Брэндон победил.
Я не Марго. Но, слава богу, компьютеры глупы. Они понятия не имели, кем была Марго. В отличие от меня.
Для безопасности вход защищен двухфакторной авторизацией. Обычно это значит, что сайт запрашивает пароль, после которого генерируется случайный код, немедленно отправляемый вам на телефон. Поскольку почти все взломы совершаются удаленно, добавление верификации с помощью второго устройства защищает большинство аккаунтов. При двухфакторной авторизации ваша идентичность определяется двумя вещами: тем, что вам известно, и тем, что вы имеете. Возможно, именно так мы и определяем себя – по тому, что у нас в голове, и предметам, которыми мы владеем.
Прошла неделя с тех пор, как Луиза попросила меня удалить профиль в фейсбуке ее покойной дочери. Я пытался найти способ стать «хранителем» Марго. Связался со службой поддержки фейсбука, и мне ответили, что я должен предъявить свидетельство о смерти, но я не решался попросить его у Луизы. Мне ведь не требовалось доказательство смерти ее дочери. Но затем я понял, что мне не нужно становиться «хранителем ее аккаунта». Достаточно просто войти в аккаунт Марго в фейсбуке. В конце концов, у меня сохранился огромный файл украденных юзернеймов и паролей из «Нимбуса» – добыча. csv. Мы с Марго пообещали друг другу, что уничтожим свои копии базы данных. Но я этого так и не сделал. Избавься я от файла, я бы уничтожил нашу самую большую общую тайну.
Вернувшись домой с работы, я открыл файл на своем компьютере. Программа для работы с электронными таблицами попыхтела, зависла и вырубилась. Я перезапустил компьютер. Потребовалось несколько попыток.
Я исходил из предположения, что Марго использовала тот же пароль для аккаунта в «Нимбусе», что и для профиля в фейсбуке. Но использовала ли она один пароль для всего? Я-то уж точно. Его вариации. Многие люди так делают. Весьма вероятно, что и Марго так поступала. Но я знал, что среднего тут не дано. Либо я получу доступ ко всем аккаунтам Марго, либо нет.
С четвертой попытки таблица наконец загрузилась. Я отфильтровал Марго по имени. Там были тысячи Марго. Затем по фамилии. Все равно десятки аккаунтов. Я забыл, что как системщик Марго использовала множество тестовых профилей. Но пароли к этим разовым аккаунтам были соответствующими: test1234, dummyaccount22. Я проверил список, пока не нашел настоящий: M4v15B34c0n.
Записал его на листке. Фиксация пароля на бумаге казалась меньшим преступлением, что-то терялось при переходе из цифровой формы в аналоговую. В тот момент я не чувствовал, будто делаю что-то плохое. Напротив, у меня едва ли не кружилась голова от счастья.
Я схватил компьютер Марго с груды писем, которую он придавливал. Открыв ноутбук, столкнулся с уже знакомым экраном с логином. Глубоко вдохнул и медленно ввел пароль.
Сработало. Я поразился, как быстро – настолько, что даже не понял, что теперь смотрю на рабочий стол Марго. Обои – прекрасная туманность: розовые и голубые завихрения, напоминавшие свечение неоновых фонарей, закручивались на черном фоне космоса.
Меня вдруг пронзило ужасом. Я захлопнул компьютер и поклялся никогда его больше не открывать.
До переезда в Нью-Йорк я жил с родителями. Они держат скромный пансион в маленьком городе. Большинство постояльцев – родители студентов местного частного гуманитарного колледжа, в который я пытался поступить, но получил быстрый отказ. Это вряд ли имело какое-то значение, ведь я не мог себе позволить четыре года обучения. Маленькая, уютная домашняя гостиница располагала гостей к разговорам. Когда я подавал ужин или приходил в их комнаты сменить постельное белье, они спрашивали меня, не учусь ли я, как их сын или дочь, в местном колледже. Я обычно объяснял, что учусь не там, а в двухгодичном техническом колледже. Но со временем я начал привирать, чтобы беседа не становилась слишком уж неловкой. Так что я учился в частном колледже. Постигал английскую литературу, специализировался на экономике, участвовал в дебатах. Да, я слышал о вашем сыне или дочери. Не встречал их лично, но слышал, что он или она молодец.
Вечерами у нас было много дел. Мать нарезала фрукты на кухне, а я убирал в столовой и сервировал столы, чтобы все было готово к завтраку заранее, до подачи в 9 утра. Закончив с обязанностями, остаток вечера я проводил за нашим громоздким компьютером в подвале – искал работу в интернете, рассылал резюме, но никогда не получал ответа. Я перестилал постели, сервировал столы и пылесосил коридоры этой пыльной гостиницы с тех пор, как научился ходить. Мне было двадцать три года, и я готов был съехать.
Родители тоже были к этому готовы. Старший брат второй год учился в магистратуре на фармацевта, попутно заслужив множество стипендий. Он всегда учился гораздо лучше меня. Вообще-то он превосходил меня во всем. Круглый отличник, король внеклассных занятий, даже вполне приличный спортсмен. Он выглядел и жил так, как должны выглядеть и жить азиаты: стройный, обаятельный, одаренный. Я не обладал ни одним из этих качеств. Ростом я был выше среднего, но всегда тяжеловат. Мать говорила, что это она виновата – перекармливала меня в младенчестве. Но я ел не больше других в семье. Я просто был толще.
