Воздух жёг лёгкие, кислотой капал и душил, когда я остановилась в коридоре напротив того портрета. В прошлый раз он вызвал во мне притяжение. Я чувствовала это, потому и застыла тогда, всматриваясь в черты лица. Его глаза в них печаль затаилась, губы сжаты в тонкую линию руки в кулаки. Тот, кто рисовал этот портрет, передал точные чувства, которые в тот момент испытывал мужчина.
Я пыталась сопоставить то, что вычитала с тем, кто смотрел на меня с огромного портрета и не смогла. Мужчина, Вал которому я гадала, которому принадлежал город, как-то был связан с мамой. Немыслимо. Невозможно. Но теперь я понимала постоянное бегство мамы. Её любовь к лесу она отсюда пришла. Этот лес, про который бабушка Ружа говорила, он и меня манил, завлекал, и я не хотела покидать его. Но как они встретились? Что могло связать девушку, постоянно странствующую по миру и мужчину с голубой кровью?
Я протянула руку вперёд, смотря на синие венки под кожей и понимая каковы последствия подобных тайн. Смертельные. Они жалили меня ядом, который пульсировал в венах.
Шорох. Тихий. Едва заметный. Повернувшись, я знала, что никого не найду. Пустота. Коридор мрачный безмолвный словно все, кто находился в доме, покинули его. Жители не зря держались подальше от земель Бакадимора. Они не заходили за черту, где земля мёртвая почерневшая гнилая. А я пришла за правдой, которая обернётся моей болью. Переломами в рёбрах. Застрявшим ором в горле.
Шорох за спиной словно кто-то когтями провёл по стене. Скрежет. Неприятный. Заставляющий с шумом втянуть воздух в лёгкие. И как только я обернулась, мне в лицо попала пыль. Дымка тех ядовитых трав, которые витали в воздухе. Голова кружилась, когда я поняла откуда те звуки. Тот шорох вовсе не показался мне. Это были пауки. Чёрные. Мерзкие. И их так много в том углу находилось словно войско, состоящее из тысяч маленьких чёрных солдат.
Шёпот прошелестел по коридору, сужаясь и проникая в мои уши. Я смотрела, как они выползают из своего тёмного укрытия и хотела спрятаться. Мерзкие. Агрессивные. «Паучья порча». Тенёта она повсюду была, вот только я не замечала. Бросив взгляд вдаль прижала руку ко рту, только теперь осознав, насколько глупа была и самонадеянна, гонясь за правдой, которая похоронит меня.
Чучела. Там повсюду были следы животных. Озлобленные. Пойманные в момент смерти. Кто-то оборвал их жизни ради развлечения. Забавы. И я ненавидела это так сильно, что не смогла сдержать всхлипа, который изнутри кровавым криком рвался.
Каждый шаг — ошибка. Каждый вздох, с которым в мои лёгкие попадал ядовитый запах трав — ошибка. Каждый взгляд мёртвых животных, которые смотрели на меня осуждающе — ошибка. Дрожь по рукам. Мне казалось внутри у меня ползали те самые пауки, которых я оставила на портрете и кусали, и болели, и пульсировали.
Голова волка. Лисы. Медведя. Лося. Кабана. Они все смотрели словно живые, а не мёртвые были, и я кричать, орать во всё горло хотела от боли, которая там поселилась. Я видела, читала в их застывших глазах панику боль и обречённость. И давилась слезами, пока не наткнулась на уродливую картину, от которой у меня скрутило живот. Женщина та самая которая на ужине мило со мной общалась и дарила лживые улыбки, стояла возле головы медведя, ласково касаясь его морды ладонями, а потом высунула язык и провела им по его оскаленным зубам. А потом посмотрела на меня. И злобно ухмыльнулась довольная моей реакцией на её гнусное поведение.
И когда я почувствовала тьму, что за спиной ко мне подползла, обхватила и душила, сорвалась с места, вот только не успела спуститься по лестнице, как меня за руку схватили чьи-то холодные просто ледяные пальцы. Вскрикнув, попыталась вырваться, когда поняла, что это бесполезно. Сердце в страхе билось, горло опухло, когда медленно я обернулась и наткнулась, на тусклый взгляд того мужчины.
— Ты должна уйти и больше никогда не возвращаться, — его голос он хриплый безжизненный и мёртвый. Я чувствовала, как внутренности мои сводит судорогой. — Уходи из города.
Обернувшись, я увидела пустой коридор словно той женщины и не было. Моё воображение. Больное. Сумасшедшее. То словно оно снова и снова вспыхивало в голове и пульсировало. Стоило один единственный раз позволить ему войти в моё сознание и больше я никогда не смогу от него избавиться. Мне хотелось пасть на колени руками залезть к себе в голову и вынуть его оттуда. Стереть и никогда не знать. Но я понимала, то слово всегда буду помнить. Знать. Повторять. Оно на репите в моём искажённом сознании. Лёгкий рывок его руки вернул моё внимание к мужчине.
— Вы знаете, кто я? — шёпотом прохрипела все ещё чувствуя, как крепко его ладонь сжимает мою кожу.
Он поднял голову, словно хотел увидеть меня, но не мог, пелена застилала глаза и кивнул. Его кожа сухая, холодная, губы потрескавшиеся, а глаза пеленой покрыты, словно он слеп.
— Я ждал тебя. Всегда знал, что придёшь. Это твоя земля и она зовёт тебя, девочка. Но ты должна сопротивляться. Те души, которые бродят по пустынным холлам, они съедят тебя. Не нужно играть со смертью.
— О чём вы говорите?
Он прикрыл глаза, словно даже простой разговор болью являлся. Я склонилась, достала листок, который нашла на подушке и показала ему.
— Вы знали мою маму? Откуда? Что произошло?
— Мора, — как-то надломлено и коряво произнёс Вил её имя. Мне показалось, его губы разъехались в небольшой улыбке, но кожа была настолько стянута, что могла разойтись. Он остановился, распахнул глаза и уже по-новому посмотрел на меня, будто впервые видел. — Бакадимор твоя земля, Зафира.
Его слова казались мне бредом.
— Я не понимаю…
— Тогда доверься своим чувствам. Знаю, что ты сильная, какой была твоя мама и сможешь отличить правду ото лжи. Мы любили друг друга. Ты наше дитя, Зафира.
Его слова будто пощёчина. Я отшатнулась, но Вил всё ещё сжимал мою руку и не отпустил. Отец. Нереально. Он не тот, кто должен стоять за моим рождением. Слова бабушки вновь адским громом в моей голове прозвучали. Её предостережения не ступать на эту землю. Не искать. Но я пошла против тех предостережений, не понимая, что найдя ответ, я разрушусь.
— Бакадимор построен в скале, его выточили из камня нерушимого крепкого, но в нём слишком много тайн и секретов. Все души, которые погибли в этих стенах, похоронены на кладбище и попасть туда можно только по тоннелю, сокрытому в самом замке.
— Зачем вы говорите мне это?
— Ты должна… — он не закончил, словно его кто-то ударил. Хватка на моём запястье усилилась. Его тело выпрямилось, и кажется, разум покинул голову. Он смотрел на меня, не пытаясь больше увидеть. Глаза стеклянные словно Вил больше не был хозяином своего тела и разума.
И тогда я почувствовала это. Силу. Злобную. Смертельную. Мёртвую. Ту, что пропитала стены и землю вокруг. А потом из дальней комнаты вышла женщина. Та самая, которая облизывала злобную пасть мёртвого медведя, теперь смотрела, словно видела впервые. Её взгляд он прожигал даже на таком расстоянии. А потом голос словно хлыст разрезал воздух.