А потом дверь закрылась, но я не услышала того звука. В голове вокруг словно вакуум тишины и я не могла позволить ему треснуть. Лопнуть будто пузырь тогда те демоны слова, которые Атлант бросил, выходя, они достигнут моего тела, врежутся в плоть, проникнут в вены и заразят чёрной ложью.
Девятнадцать
Костёр
Костёр. Они приготовили для меня костёр. Я для них ведьмой была. Той, что не место среди праведных жителей. И Атлант вовсе не шутил, не солгал ни единым словом. В моей голове лихорадочным потом крутились слова те, что прозвучали в этих стенах. Братоубийство.
Я не могла соединить все нити в единую. Ту, которая правдой развернётся, а не ложью, что циркулировала по моим венам. Но каждая новая попытка обрывалась, как только представляла Атласа с кинжалом, а у его ног хладное тело брата. В горле жгло, словно кто-то засунул туда железный прут. Глаза щипало. Кожа покрылась пеплом страха в ожидании, когда меня призовут. Когда привяжут к столбу, а под ногами подожгут хворост.
Как моё путешествие с бродячим цирком могло обернуться подобным образом? Как всё зашло так глубоко, что я не видела выхода? Потерялась. Разбилась. Ослепла.
Ожидание самое плохое что может быть. Время в подобные моменты не просто тянулось, оно словно останавливалось, позволив тебе думать обо всём на свете. О том, как начиналась жизнь. Первые осознанные воспоминания. Мамины улыбки. Бабушкины тёплые объятия. Песни. Прикосновения. Аромат леса особенно после дождя, когда земля имеет острый ярко выраженный запах прелости и свежести. Чего-то могучего чистого и таинственного.
Когда меня вывели из дома под конвоем, я представляла, словно иду по тропинке в лесу. Земля приятно ласкала ступни. Солнечные лучи касались кожи, а в носу свербел аромат зелени свежести и какой-то загадки. Тайны, которую я смогу разгадать.
А потом мою кожу обдало жаром огня. Жители этой праведной деревни стояли вокруг шеста, к которому меня вели и держали в руках факелы. Это ведь дом Атласа. Какого чёрта произошло там в прошлом? Какие тайны сокрыла и похоронила его душа? И снова то слово «братоубийство». Я тряхнула головой, хотела выкинуть те обжигающие буквы, которые складывались в слоги и оборачивались в душе туманными змеями, но не могла. Чем больше пыталась, тем настойчивее оно звучало. А потом завопило.
Я слышала шепотки. Видела, как матери укрывают своих детей, когда я смотрела в их сторону. Сглотнула тугой ком, когда меня подвели к огромному деревянному столбу, зарытому в землю. Сдержала крик агонии, пока мои руки и ноги привязывали, а внутри визжала, почувствовав аромат костра. Да он прекрасен был. Казался гордым неприступным и властным. Огонь поядающий. Бог так наказывал грешников и церковь любила использовать стихию огня для того, чтобы показать другим любое отличие от действительности, которую предлагала церковь, и ты будешь сожжён. Безжалостно. Без права на освобождение.
Позволить себе задуматься о том, как подо мной трескается и горит огненное пламя — значит сломаться, поэтому я вдыхала древесный аромат дерева. Слышала треск коры, когда огонь занялся нижним рядом хвороста. Стояла с закрытыми глазами игнорируя всех этих сумасшедших жителей и их теперь уже не шепотки, а крики.
— Ведьма, — скандировали они. С каждым разом их голоса становились сильнее. Глубже. Злее.
— Огонь изгонит злых демонов, — услышала я новый грубый голос, но глаза не стала открывать.
А потом услышала песнопения. Растяжные. Почти заунывные. И моя душа стеналась внутри от этих звуков. Я чувствовала, как по щекам потекли слёзы. Ощущала, как жар огня подступает всё ближе к моим голым ступням и пыталась сдержаться изо всех сил, чтобы не завопить. Чтобы не сорваться и не молить об освобождении. Чтобы не пасть перед этими людьми в надежде на спасение. Они не дадут мне искупление, считая чёрной мою душу. Ведьмы они все ещё вызывали страх у тех, кто не ведал, что ведьм злых тех, которые посылают заклятия, готовят зелья, не существует. Я просто отличалась от них. Кожа не молочно-белая, а загорелая на солнышке. Волосы чёрные длинные. Губы алые. Взгляд, пронизывающий до самых костей.
Я слышала в тех словах молитву. Они верили, что бог придёт и спасёт меня. Заберёт мою душу, исцелит и простит все грехи. Открыв глаза, я обвела взглядом этот кошмарный хоровод людей, которые вскинули руки к небу, как и глаза и ждали ответа. Тогда я столкнулась с глазами мальчика, который смотрел на меня не мигая. Он просто стоял возле матери держась за её юбку и смотрел, как пламя поднимается вверх, облизывая своим жаром мою кожу. Слеза скатилась по щеке, и он увидел её, а потом прикрыл глаза, но не отвернулся, потому что не мог. С самого детства их учили ненавидеть. Бояться. Уничтожать. Но не отворачиваться, потому он прикрыл глаза, увидев слезу на моём лице.
Жар стал настолько глубоким, что я сорвалась. Завыла, как ненормальная, потому что сил сдерживать свои вопли крики боли и страха больше не могла. Слишком много. Вызывающе. Безгранично. Так больно что я не могла справиться со своими чувствами. Они лавиной одна за другой накрывали меня, изнутри заставляя сопротивляться. И я пыталась вырваться, понимая, насколько ничтожны те действия. Руки так крепко были связаны, что мне не удастся, даже если начну колдовать, чего каждый здесь житель ждал, это не поможет.
— Я люблю тебя, Атлас, — шепнула ветру, зная, что то кровавое признание, так глубоко сидящее внутри моей души, поглотит лес. Там в чаще среди деревьев и озёр мои слова будут бальзамом. Лес будет помнить о том, как глубоко я была привязана к одному мужчине.
Мне казалось пение затянулось, когда почувствовала на своих ногах мягкие руки. Прикусила губу до боли, чтобы снова не закричать. Дым наполнял лёгкие, когда я поняла, что ноги свободны. Следующие запястья. Лезвие прошлось по коже, и я закусила губу от колющей боли по запястьям. Но рана от острия ножа ни в какое сравнение не шла с огнём, который пожирал сухие ветви, быстро пробираясь к моему телу.
А потом сквозь гул голосов и треск огня услышала шёпот.
— Беги в лес, что позади нас и не останавливайся. Они будут преследовать люди собаки ищейки, но ты должна уйти как можно дальше.
Голос Рошин. Почему она здесь? Почему рискует?
Все вопросы что вертелись в голове, сейчас не имели никакого смысла. Я чувствовала жар пламени, поедающего хворост. И молилась. И кричала изнутри, раздирая себя в клочья. Ощущала, как по щекам текут слёзы. А потом развернулась, обнаружив кругом пламя, словно столп высоко взметнулся и развернувшись прыгнула через огонь в направлении леса. Рошин я мельком взглянула на неё, когда девушка заняла моё место у столба и готова была остановиться, но её взгляд велел подчиниться приказу. Он говорил, нет. Стой. Не смей. И я побежала, понимая она заняла моё место, чтобы не вызывать подозрений. Жители даже не заметили подмены, поглощённые песнями, а дым стал хорошей завесой.
Я слышала голоса людей, но не оглядывалась. Понимала, что не должна, не имею право оставлять Рошин там на костре, не должна позволить ей сгореть за меня, но не могла остановиться. Она спасла меня. Но почему? Зачем?
