— Он убил брата? — на вызов в глазах Рошин, спросила. В моём тоне не было гнева обвинения. Он не сочился презрением или ненавистью. Мне просто нужен был ответ.
— Да, — ядовито и горько прозвучало то признание.
Прикрыв глаза, прислонилась к стволу дерева, позволив себе небольшую передышку. Мне нужна пауза момент, который я всегда упускала. Рошин она проверяла меня и не говорила, разрешив образам кровавым и смертельным наполнить моё сознание. И я позволила себе в тот миг пережить каждую эмоцию, облиться той кровью в удушающем захвате реальности, который тугим кольцом стягивал грудную клетку. Рошин опустилась рядом со мной и молчала. Ждала. Думала, я встану и сбегу, чтобы не встретиться с Атласом, и какая-то часть меня, и я не знала насколько она велика готова была поступить подобным образом. Вскочить завопить от раздирающих больных мыслей и сбежать. Но другая она властвовала. Давила. И рвала изнутри болью, потому что сбежав, я больше никогда не смогу вернуться.
— Мы всегда жили обособленно от других. Нашу семью отец пытался изолировать от влияния других людей. Их мнений. Он не позволял нам выходить в деревню общаться с другими детьми дружить, ходить на праздники. Мы словно изгои на окраине жизни. Над нами смеялись и тогда отец решил стать тем самым мессией избавителем, чтобы показать другим жизнь намного проще и сложнее в каком-то смысле. Наша деревня поддалась на его манипуляции. Поверила в его речи. И приняла его правила. Он проповедовал о зле, которое сидит в каждом из нас. О том, что среди нас ходят ведьмы и крадут наши души и поверь он был весьма красноречив в своих рассказах. Даже не раз обманывал горожан показывая, что ведьмы реально существуют, — её голос дрогнул на этих словах. А я всё ещё смотрела внутрь себя, не позволив глазам открываться. — Они даже не подозревали, как он медленно отравлял каждый разум. Завладевал их верой и нёс свою ту, в которую верил сам. Шаг за шагом он захватил всю деревню и стал главой. Тоталитарное общество. Полное подчинение правилам. Если ты оступился, тебя наказывали. Если ты сбегал, тебя выслеживали и жестоко расправлялись. Если ты вставал против его власти, от тебя избавлялись. Чтобы сохранить абсолютную власть, он отрезал нас от остального мира. Он делал всё, чтобы оставаться мессией для своего народа, запугивал, манипулировал, шантажировал, подавлял.
Её рассказ был похож на какую-то большую огромную нелепость. Ложь. Кошмар. Я пыталась сплести нити в единое целое, но никак не могла уложить в голове то, о чём говорила Рошин.
— Он был одержим идеей найти изловить и освободить каждую душу, которой коснулось зло. Ведьм, за которыми он охотился, сжигал на костре, пока остальные собирались в круг и пели песни, освобождая душу, — её голос прерывался каждое слово наполнено злом болью и едкой местью. Ярость пылала в её венах. И я чувствовала, как злость Рошин растёт словно огромный монстр, готовый поглотить всё вокруг. — У нас был чёткий распорядок дня, определённая форма одежды правила сотни правил, которым должны подчиняться все. Каждый. И за неповиновением следовало наказание.
Я услышала её тяжёлый вздох, а на выдохе скрип зубов. Среди тьмы леса незапятнанного злом, казалось так спокойно, но та история, которая теперь витала вокруг нас чудовищной огромной правдой давила. Жгла нервы. Подавляла сознание и болела где-то глубоко там, где трескались рёбра и сердце билось, пропуская удары.
— Атлант сказал, что они братья…
Горький на грани истерики смешок заставил меня заткнуться и прикусить язык. Я ни хрена не знала и не имела права делать какие-то выводы. Рошин сказала, Атлант лгал, но про самое главное сказал правду. Чему мне верить? И я знала, та бьющаяся в истерике мысль, она подавит все остальные, потому что вопила громче всех: «Атлас! Верь ему!».
— Атласу тринадцать было, когда в деревню привели десятилетнюю девочку. Её волосы были огненными глаза зелёными как самая сочная трава на лугу, кожа бледной молочной. Красивая. Невероятная словно куколка фарфоровая. — я открыла глаза и посмотрела на Рошин. Она сидела рядом и смотрела в ночное небо, ловя звёзды. А я впитывала её слова, записывая на подкорку своего сознания. Дорога только началась, и она тяжёлой невероятно тернистой казалась. Если я пройду, не уверена, что выживу. — Адам держал её за волосы, пока по её щекам текли горькие слёзы, но она не молила. Не просила пощадить. Даже когда Адам рассказал, как они сожгли её дом и все, кто в нём находился.
Я задохнулась. Вздох застрял в горле и не проходил дальше в лёгкие.
— Он тогда посмотрел на Атласа и велел убить девчонку. Прямой приказ от одного из сильнейших воинов отца. Адам был вторым сыном после Атланта. И он хотел, чтобы Атлас последовал по его стопам. В тринадцать они проводили инициал посвящения, убивая ведьм, которых одобрял отец. Атлас отказался. Он понимал в каком обществе живёт и всегда старался держаться подальше от того, что происходило. Однажды попытался спасти невинную душу, но поплатился за это жестоко. Отец не щадил никого. Адам схватил Атласа и повёл в лес вместе с девочкой. Я не знала вернутся ли они, и очень боялась, но ослушаться отца не имела права. Он был слишком изобретателен в своих наказаниях. Атлас не вернулся. Никто не вернулся. Когда отец послал по их следу Атланта, тот нашёл окровавленное тело Адама и принёс его домой, а Атлас и та девочка пропали. Они просто растворились словно призраки.
— Он убил брата, чтобы спасти её, — прохрипела не своим каким-то грубым трескающимся голосом.
Лёгкие внутри сдавило, и я закашлялась, пытаясь наладить дыхание, которое чувствовалось с перебоями.
— Он спас тебя. Рискнул своей жизнью. Думаешь, почему мне так легко удалось прокрасться к тебе и освободить? А?
Я смотрела на неё и не могла поверить, что он пришёл. Атлант оказался прав, это раздирало меня на мелкие кусочки и больно было так, что хотелось кричать. Я ждала его, но поверила тем словам, которые Атлас произнёс в нашу последнюю встречу. Не дождавшись ответа, Рошин взяла меня за руку и сжала.
— Он отвлёк внимание на себя, чтобы я могла спасти тебя. И ты даже не представляешь насколько каждый шаг был опасен. Ты не ведаешь кто те люди…
— Они ваша семья, — хрипло прошептала.
Её смех, когда Рошин отпустила мою руку, ранил словно осколок стекла.
— Семья не пытается уничтожить свою кровь. Семья не объявляет о награде за голову своего родственника. Семья оберегать и защищать должна, а мы с Атласом никогда этого не знали. Так что не нужно мне рассказывать кто они. Всего лишь фанатики, преданные своему предводителю, который их обманывал всю жизнь.
Я знала, что всё равно пойду за ней, даже если Рошин велит остаться. Буду искать бродить, пока не найду Атласа. Я не понимала, как проглотить тот клубок сплетённых лживых змей, которые роились в голове, но я не отступлю. Не потому, что он пришёл за мной, рискуя не только своей жизнью, но и сестры, а потому что мои чувства были намного больше и темнее, чем вся та ложь. Моё признание, которое услышал ветер, оно пульсировало по гортани и сидело на языке готовое снова выйти стать ещё более живым и реальным.
