Герцог устало потер переносицу: которая ночь без сна? Шпион был слишком, просто нечеловечески хитер и везуч! Он уходил от облав, как песок сквозь пальцы; всякий раз сыску доставался лишь его след, он как будто дразнил, бросая подачку, чтобы ищейки зацепились за нее, а потом ускользал призраком, туманным видением. Но этой ночью шпиону, похоже, надоели игры, и он исчез, не оставив на прощание ни одной зацепки. Ни одной ниточки. Словно не существовало человека…
Заметив, что подбородок опустился на грудь, Доран замотал головой и сжал виски. Напольные часы громко тикали, и этот звук ввинчивался в мозг. Дверь открылась. На пороге мялся мальчишка-помощник.
— Проходи. Что еще? — голос его звучал глухо, устало.
— Вчера днем Канцелярия Его Императорского Величества прислала напоминание, что этим утром состоится торжественное открытие Догира, на котором обязательно ваше присутствие.
Из последних сил Доран удержался от жалостливого стона: только светских мероприятий ему не хватало после ночи на ногах! На графин с темной жидкостью глава Тайного сыска посмотрел с нежной любовью.
— Что еще? — отрывисто спросил он, поскольку помощник не уходил.
— Ваше сиятельство, я, честно, не знаю, что с этим делать… Я взял ее, поскольку наша канцелярия уже… еще… — запутался мальчишка, принялся чесать нос, из-под ресниц поглядывая на хмурившегося, страшного начальника. — Канцелярия еще закрыта, а мне принесли вот это.
Бочком, неловко он приблизился к столу, Доран от удивления подался вперед, забрал записку, отпечатанную на бумаге сомнительного качества, похожей на решето. Даже рыночные листовки с пасквилями использовали получше! Шрифт и стиль букв также не походили ни на одно известное ему городское издание, значит, какой-то подпольный любительский станок. А, прочитав, Доран захотел испепелить записку:
«Милостивые горожане! Сегодня (или завтра? Как знать, как знать!) мной, ученицей Кровавой Эши, еще не заслужившей прозвища скромной воровкой Киоре, будет украден изумруд из трона Его Величества! Следите за слухами и сплетнями и пожелайте мне удачи! Я развею скуку вашего болота!»
— Такую дали только тебе?
— Н-нет… Записку принес какой-то бедняк, у него был целый мешок таких…
— Как он выглядел?
— Так темно же, ваше сиятельство, а он еще и в капюшоне был… — сник мальчишка, понявший, что не быть ему следователем, как хотелось, а всю жизнь сидеть в приемной над завалами бумаг.
— И зачем только Паоди мне тебя послал, — вздохнул герцог.
Император просто-напросто приказал Дорану принять мальчишку на службу в качестве личного помощника и пары ног, которая могла выполнять всякие мелкие поручения, однако пока от него было больше проблем.
Доран поднялся, заложил руки за спину — помощника из кабинета сдуло — и подошел к окну. Отдернув штору, зажмурился: начинало светать. А значит, ему пора в Догир. Проклятье!
Рассвет брызгами лег на городские улицы сквозь хмурые тучи, озарил великолепное огромное здание из серого камня с множеством острых башен-шпилей и разнообразных статуй святых. Доран дремал в машине, полностью положившись на своего водителя, однако ближе к Догиру пришлось проснуться, принять ледяной вид, а потом и вовсе влиться в людской, неспешный поток: впереди сломалась чья-то машина и блокировала улицу. Женщины и мужчины чинно шли по мостовой, наслаждаясь рассеянным солнечным светом и возможностью обменяться слухами до начала праздничной службы в Догире. На больших и маленьких шляпах дам качались перья, а платья, открывавшие щиколотки, легко играли на ветру. Господские трости отбивали четкий ритм по камням, и то и дело над седыми и не очень головами поднимались котелки или низкие цилиндры. Пожалуй, единственное, что было общим — белые перчатки, положенные каждому, входящему в Догир. Вспомнив о них, Доран достал пару из внутреннего кармана мундира и надел.
К огромным, распахнутым дверям с художественной ковкой вело тридцать ступеней. Стоило их одолеть, как глазам представал длинный-длинный зал из крестовых сводов, гладких колонн, мягких ковровых дорожек и скамеек, и всё окутывал торжественный сине-зеленый свет витражей. Мужчины и женщины медленно рассаживались по лавкам, строго сообразно титулам и занимаемому положению, чтобы тут же, поздоровавшись с соседом, завести беседу или украдкой сцедить зевок. Алтарная пустовала, и только на гранитном постаменте лежала огромная священная книга Ги-Ра, с которой делали списки для Догиров всей империи.
И тут Дорану пришлось смириться с судьбой и приветствовать знакомых, обмениваясь ничего не значащими фразами.
— Ваше сиятельство, как давно я не видела вас!
К нему подошла женщина в коричневом платье с высоким кружевным воротником, чью талию даже в старости стягивал тугой корсет. Вопреки моде на ее крохотной шляпке красовалась цветочная композиция, руки сжимали кисет, а не вышитый ридикюль. Нездоровой бледности лицо скрывали румяна и пудра, тонкие брови были начернены; еще немного краски, и старая графиня выглядела бы вульгарно, но каким-то чудом эта поразительная женщина никогда не переходила грани, оставаясь точно на ней.
— Ваша светлость, годы к вам милосердны, — улыбнулся старушке Доран. — Что заставило вас вернуться в столицу? Мне казалось, вы добровольно оставили Тоноль ради уединения…
Светская беседа всегда легко давалась: простые слова ничего не значили и ничего не стоили, только надоедали быстро. Графиню, что была подругой-покровительницей его матери, он видел в последний раз давным-давно.
— Ныне обязательства вернули меня в столицу. Видите, вон там, в стороне, девушка? Это Ниира Таргери, баронета Шайра, когда-то ее родственники сильно помогли мне, и теперь в благодарность я пообещала помочь ей освоиться в свете.
Пока графиня говорила, Доран скользнул взглядом по указанной особе. Среднего роста светловолосая девушка с круглым лицом и растерянным видом прихрамывала на левую ногу, и даже спрятанный под темно-синим платьем корсет не делал ее фигуру менее коренастой, а саму баронету — более привлекательной.
— Не поздно ли искать мужа, тем более здесь? Двор уже не знает, кто такие Таргери, — про себя герцог считал минуты, оставшиеся до начала службы.
— Действительно, их семья удалилась от двора лет тридцать назад, разорившись, — вздохнула графиня, переложив сумочку из одной руки в другую. — А ей неполных шестнадцать, девочка выглядит ужасно взрослой! Но, поскольку я обязана, сделаю всё возможное, — старушка поджала губы, и Доран понял, что сил у нее хватит не на одну бесприданницу. — Кажется, это за вами, — улыбнулась она, показав на подошедшего к ним юношу в белой ливрее.
Слуга поклонился и сказал Дорану, что император ожидает его в ложе. Ложа находилась справа, и тяжелые портьеры только-только убрали. Императорская чета сидела и улыбалась всем присутствующим, глядя сверху вниз. Паоди Каэр-Моран был мужчиной в расцвете лет, с короткими бакенбардами и вьющимися темными волосами, которому необычайно шли белый и алый цвета — цвета власти. Рядом с ним, одетая в тех же тонах, сидела беременная императрица. Просто убранные волосы, приятный румянец и открытая, добрая улыбка вкупе с врожденным чувством справедливости давно и безоговорочно сделали Саиру любимицей простых людей.
