— Ненормальный! — прошипела она, потирая горло.
Доран вернулся к огню, даже протянул руку, но отпрянул, когда пламя лизнуло пальцы. И ни слова. Он даже не посмотрел, жива ли Киоре. А если она от страха умерла бы? Снова гнев затмил разум, снова вперед вышли эмоции, но никак не расчет или здравый смысл. Когда Киоре дошла до мысли огреть герцога тазиком, тот качнулся и сделал движение, как будто снял паутину с лица.
— Ты разве не собиралась уходить?
— Почти ушла, а потом тебя скрутило, как старого деда после позднего ужина, — фыркнула воровка.
— Спасибо за сравнение, — тихий смешок слился с треском пламени, и не было понятно, был ли он или показался.
— Кошмары с работы замучили?
— Нет. Жена снилась, — все-таки ответил он.
Не хватало только лунного луча, чтобы снова возникло ощущение волшебной, нереальной ночи. Той ночи, когда не существует зла и добра, когда враги говорят как старые друзья и даже могут прогуляться по тесным улочкам города.
— Нет хуже сна, в котором мертвые тревожат живых, — согласилась Киоре.
— Мертвые? Почему ты думаешь, что она мертва?
— Доран Хайдрейк, глава Тайного сыска, унаследовавший титул герцога в восемнадцать лет, опекавший до замужества девиц…
— Прекрати! Да, удивительно было бы, если бы ты не знала о смерти моей жены. Ты права… Да… Лааре умерла пятнадцать лет назад.
Киоре прошлась по помещению, хотела подбросить еще дров в печку, но они закончились, а выйти на улицу было страшнее, чем остаться в темноте мастерской.
— Разве ваша Ги-Ра не запрещает долго скорбеть об умерших? — резонно спросила она.
— Для меня Лааре жива, — Доран вздохнул, согнувшись от горя.
— Грех, герцог, грех, — усмехнулась она. — Знаешь, — Киоре села рядом, — в хаанате тоже верят в перерождения. Искренне любившая душа умершего человека всегда возвращается в мир, чтобы оказаться рядом со своей парой. Вернуться она может новой любовью, другом, родственником или ребенком, но вернется обязательно.
— У нас тоже верят в перерождения, — заметил Доран.
— Знаю-знаю, — отмахнулась воровка, краем глаза замечая задумчивость мужчины. — В хаанате иное. На небе есть белоснежная река — река душ, и души умерших уплывают по ней в вечные сады, на суд Сил. Но если человек умер не своей смертью или раньше отведенного срока, если он обрел истинную любовь на земле, душа вырывается из потока падающей звездой и скитается по миру людей, пока не обретет новое тело. Душа забывает предыдущую жизнь, но у человека остается стремление к тому, кого он любил. Он может не знать, куда и зачем стремится, может провести всю жизнь в поисках, но чаще все-таки находит.
Легенда пахла горькими травами хааната, и для Киоре вместо печного дымохода проступили клубы белого дыма, возносившиеся в звездное небо с белоснежной лентой реки душ. Доран же, сцепив руки, уперся в них подбородком, молчал, как будто ничего не слышал.
— За пятнадцать лет душа точно переродилась, так что смотри по сторонам внимательно! Рядом с тобой может ходить твоя супруга.
Он вздрогнул и посмотрел на Киоре, которая сидела в костюме, маске и перчатках. Ни кусочка кожи не разобрать, ни цвета глаз, и именно теперь это показалось кощунственным, будто Доран голышом пробежался перед ней.
— Скажи, ты можешь прочитать мне… те книги? — хриплый голос сорвался на шепот.
Киоре качнула головой и подняла руку, прежде чем Доран возмутился.
— Могу, но зачем? Там изложены легенды хааната с его символикой. Там нет ритуалов для призыва душ, нет заклинаний для возвращения мертвых, нет того, что ты мог искать в них пятнадцать лет назад.
Воровка лукавила: она не могла знать, что было в тех тонких книжицах, похожих на тетрадки, но колдуны никогда не записывали свои заклинания, только легенды, только образы, которыми можно было упиваться. И, судя по мимолетной тени на лице собеседника, причину приобретения книг Киоре угадала.
— Ты считаешь, она переродилась?
Пламя в последний раз жалобно вспыхнуло, рассыпав жаркие искры, и погасло, сжавшись до алых угольков, что тихонько тлели посреди золы. Темнота скрыла всё, и Доран как будто растворился в ней, опустошенный, жаждавший надежды, давно сломленный горем мужчина. В темноте обострился терпкий запах обувной кожи, и отчего-то во рту пересохло.
— Скажи мне!
Киоре отшатнулась, когда маски коснулась чужая рука.
— Если любила, герцог, если любила. А теперь давай спать. Тебя ждет служба, мне бы тоже не помешало вздремнуть.
Она пошумела, как будто устраиваясь на полу, услышала, как лег обратно на китель и Доран. Может, будь ее жизнь изначально другой, она стала бы похожей на него. Если бы только Киоре была не сиротой, а дочерью какого-нибудь аристократа, то тоже смогла бы найти какое-то неприбыльное дело и посвятить себя ему, а не бежала бы взмыленной лошадью внутри круга, что постоянно уменьшался. Но сложилось, как сложилось, и нечего было винить кого-то.
Убедившись, что Доран спит, она тихонько поднялась и выскользнула за дверь. Рассвет подступал, туман еще не ушел, но чудовища можно было уже не опасаться. Что ж, опять ей не видать сна, ведь надо было подготовиться к следующему спектаклю.
После полудня к самому большому парку Тоноля подъехала изящная белая карета, из которой вышла стройная девушка в небесно-голубом платье. В глаза бросались, привлекая внимание, небрежно собранные в прическу пламенно-рыжие волосы, на фоне которых терялось совершенно бесцветное лицо. Пропадали, сливаясь с бледной кожей, тонкие брови и узкие губы, глаза смотрелись водянистыми, и даже красивый зеленый цвет не спасал их. Всем запоминались лишь роскошные волосы, не прикрытые шляпкой.
Киоре, спрятавшись под кружевным зонтиком от солнца, медленно гуляла по парку вдоль огромных каменных фонтанов, по тенистым аллеям с красиво подстриженными стройными деревьями, умело закрывая верхнюю часть лица от посторонних взглядов, чтобы прохожие видели лишь подбородок и выбившийся пламенный локон.
— Вас опять придется ловить или маски сброшены? — раздался за спиной на очередной аллее мягкий голос.
— А вы снова предложите исповедаться?
Она повернулась к Эртору, молодому щеголю в светло-бежевом костюме. Без маски, в обычной одежде он оказался долговязым блондином с томным, оленьим взглядом. Пышный воротник рубашки с каскадом кружев, такие же манжеты, узкие рукава сюртука — он как будто только вышел от самого дорогого портного.
— Составите мне компанию? — Эртор обворожительно улыбнулся, предложив ей локоть.
— Разумеется, ведь у нас была очень интересная беседа на маскараде, — она легко взялась за локоть, перед этим сложив зонтик и взяв его на манер трости.
Эртор с удивлением всматривался в ее лицо, но взгляд то и дело возвращался к покачивавшемуся локону.
