На Соню действует. Вижу, как туманится ее взгляд, как сбивается дыхание, как руки помогают мне снимать одежду, а потом безвольно опускаются вдоль обнаженного тела. Ее ведет, а меня от этого зрелища еще сильнее кроет и размазывает по больничной койке.
Мне все равно, что мы в палате, у меня повязка на пол-лица и шея перемотана. Пофиг, что кто-то может войти и что-то сказать. Моя маленькая Птичка сидит в одних трусиках на кровати и балдеет, пока я нежно целую ее грудь. Это так прекрасно, что пусть весь мир подождет или идет лесом.
‒ Ники, можно я лягу, ‒ просит Соня, обернувшись на дверь.
Не отвечаю. Сгребаю в объятия и увлекаю на себя. Прячу под простыню, укладываю рядом, одновременно целуя ключицы, шею, скулы.
Наконец-то наши голые тела соприкасаются, и внутри меня взрывается фейерверк желания. Господи, сколько раз я об этом мечтал! Спасибо, что не зря. Спасибо, что это даже лучше, чем мне представлялось.
Ее кожа прохладная и бархатистая, а сама она такая миниатюрная, что страшно раздавить. А хочется. Всю ее перетискать и перелапать хочется. И я даю волю рукам. Животик, попа, ноги — все перетрогаю, ни одного сантиметра не оставлю. Моя!
Птичка тоже меня трогает. Обвивает шею, гладит затылок. Потом водит руками по плечам, робко спускаясь к пояснице. Приятно, но мне нужно больше.
Подминаю ее под себя, торсом раздвигаю ноги и через белье толкаюсь в ее промежность своим уже болезненным стояком. Она задыхается и смущенно зажимается. Подхватываю ее под коленку и дергаю ногу вверх, раскрывая как следует. Соня тихонько вскрикивает, но теперь наш контакт становится ближе и правильней.
У нее там горячо. Я совсем зверею. Вдалбливаюсь первобытными движениями, действую на инстинктах. Никто и ничто меня не остановит. Ничто, кроме отсутствия презерватива. Он у меня есть, но сумка, в которой лежит, в камере хранения госпиталя. Протокол у них такой.
‒ Малыш, у тебя случайно нет с собой презика? — с надеждой спрашиваю я. ‒ Я сегодня не успел подготовиться.
Соня распахивает глаза и отрицательно трясет головой. Она перевозбуждена и уже готова даже на незащищенный секс, но не в моих правилах рисковать.
‒ Ничего, решаемо, ‒ выдыхаю я, скатываюсь с нее и скольжу рукой между бедер. ‒ Помнишь, как кайфовала подо мной перед отлетом? Хочешь так еще раз?
Смотрит красноречиво, но молчит.
‒ Вижу, что хочешь. Попроси! — мягко требую, отодвигая в сторону ее трусики.
У нее там мокро. Слишком. Изнемогает от желания моя девочка. Мычит и постанывает, когда дотрагиваюсь.
‒ Говори: хочу кончить с тобой, ‒ диктую я и накрываю ладонью шелковую плоть. Растираю между пальцев влагу и легонько шлепаю.
Всхлипывает и со стоном выдавливает:
‒ Хочу! Пожалуйста, Ник.
Медленно ввожу в нее палец.
‒ Сейчас полетаешь, Птичка, ‒ обещаю я и приступаю к проверенной мануальной технике. Очень медленно и до предела палец внутрь, резко обратно, пять-семь стимулирующих растираний бугорка, шлепок и снова медленным скольжением вниз и внутрь. Это танец по кругу, с постепенным ускорением.
Как и в прошлый раз, надолго ее не хватает. На пятом кругу затихает и собирается в пульсирующий комок, а на седьмом ‒ вскрикивает и со стоном выгибается, закидывая руки за голову.
Эффектно кончает, как в качественной порнушке. Завороженно смотрю и упиваюсь ее удовольствием, пока она поскуливает, закусив кожу на запястье. Стесняется маленькая, а я прусь и жду, когда придет в себя. В этот раз не сбежит.
Когда затихает, влажно целую в пересохшие губы и, перекатившись на спину, сдергиваю с себя боксеры.
‒ Теперь ты, Софи-Соня. Помоги нуждающемуся, не бросай в беде! — произношу эти слова со смешком, хотя мне не до смеха — срочно нужно разрядиться.
Она приподнимается на локоть и совершенно искренне интересуется:
‒ Как помочь?
Беру за плечо и легонько тяну вниз. Она разворачивается, становится на колени, потом опускает попу на пятки и склоняется. Ничего не делает, разглядывает.
‒ Ах, ‒ вдруг вылетает из ее губ. ‒ Какой он большой и… красивый!
Этот восхищенный возглас нехило греет самолюбие, но одними комплиментами отделаться не выйдет.
‒ Ты ждешь моей смерти? — цежу я сквозь зубы, поглаживая ее красивую спину.
‒ Что мне делать, Ник? — спрашивает она растерянно.
Я не против минета, но внутренний голос подсказывает, что с этим видом секса пока лучше повременить.
‒Подрочи просто, ‒ я беру ее руку и кладу на раскаленный член.
‒ Хорошо, ‒ кротко соглашается она, обхватывает и начинает медленно и слишком нежно водить дрожащими пальцами вверх и вниз.
Я подозревал что опыта у нее мало, но не настолько же, чтобы не уметь передернуть парню!
‒ Сильней, Соня. Жестче, ‒ хриплю я и накрываю ее ладонь своей. Сжимаю и задаю темп.
Она быстро соображает, что надо делать, и даже входит во вкус, но отточить новый навык не успевает. Никогда не был скорострелом, а тут и пары минут хватило.
Перед самым концом дергаю ее на себя, впиваюсь в губы, вжимаю член в мягкий животик и взрываюсь. Заливаю спермой не только живот, но и грудь, и на шею попадает.
Не знаю, что на меня нашло, но это прям потребность была — испачкать ее, пометить. И я справился с задачей на пять с плюсом. Вся постель в моем семени, вся Соня, да и сам я везде липкий. Лежим теперь склеившись, дышим тяжело и смотрим друг на друга. Совершенно иначе смотрим. Мы на другом уровне, однозначно.
Тут не просто влечение — это что-то большее. Ради этого стоило почти два месяца дрочить в душе. Стоило тащиться в соседний город за кабриолетом, а потом зашивать в больничке скулу и шею. Стоило наобум прилететь в Барселону, похерив интересы семьи.
Глава 25
Соня: Нас тянет друг к другу, но стоит остановиться
Он говорит «раздевайся!», а меня сковывает ужас. У нас что, прямо сейчас будет секс? В госпитале? На больничной койке-трансформере, рядом со штативом для капельницы? Среди ароматов антисептиков и гула люминесцентных коридорных ламп?
Я практически была готова отдаться ему в чудесной беседке, в день нашего знакомства. И наутро, когда он принес телефон, хотела переспать с ним. Не говоря уже о вчерашнем вечере. Я так напилась, что чуть сама на него не напрыгнула. Но конкретно сейчас в силе своего желания совсем не уверена.
Гордиевский в стрессе. В незнакомой стране пережил аварию и небольшую операцию. И пусть сейчас он хорохорится, но еще пару часов назад у него кровь из шеи хлестала. Ему бы отдохнуть, поспать спокойно. Но вместо этого он уговаривает меня раздеться. Так откровенно трогает и так горячо целует, что противостоять практически невозможно. Неимоверно сексуален! Даже с пластырем на пол-лица.
