Я работала исключительно в библиотеке, и к этому все как-то привыкли. Единственный раз изменила правилу, когда Аялу наказали за какую-то провинность, и ей пришлось мыть уборные. Решила помочь, ну и потом, нечестно же, что их всё время моет кто-то другой. Пользуются-то все, логичнее и мыть по очереди, а не в качестве наказания.
Домомучительница моим подвигом не впечатлилась. Уже позже я подумала, что зря показала симпатию к Аяле, вдруг её бы начали из-за этого травить? Пришлось на следующий день помогать мыть окна другой девушке. Та от моего порыва пару раз из них чуть не выпала на улицу, но я держалась стойко и причиняла ей добро до самого вечера. Ещё спустя несколько дней в случайном порядке присоединилась к отмыванию плафонов. Ими занималась луковая бабка, считавшая меня проклинательницей. Я её разубеждать не стала, наоборот, хищно скалилась каждый раз, когда она случайно натыкалась на меня взглядом. Суеверная бабка вздрагивала, а я веселилась.
Вообще, были свои плюсы в том, чтобы считаться юродивой. При мне спокойно обсуждали что угодно, а Дий так вообще насмешил до колик. Как-то вечером после ужина он постучался в мою комнату и принёс камешек. Красивый такой, с серебринкой.
— Ты же меня понимаешь? — спросил он, я утвердительно кивнула в ответ, пропуская его внутрь. — Знаешь, я тебя как увидел, сразу подумал, что ты самая красивая. Кра-си-ва-я! Дай за задницу подержаться, а? А я тебе камушек подарю! Смотри, какой замечательный, прямо как ты. А если ты мне дашь ещё кое-что сделать, то я тебе морковку дам. А? Хочешь морковку? Давай, давай, соглашайся, больно не будет, тебе понравится!
«Таки отличное предложение, надо брать! Отдадим ему невинность за морковку! Почему нет, когда да? Шикарное предложение, все мухи в восторге» — откликнулся Сарказм.
«Пусть сначала гонит морковку! А дальше мы его выставим. Что он, пойдёт на юродивую девку жаловаться, что та у него морковку отжала? И камешек. Не знаю, зачем, но камешек тоже нужен!» — завопила Жадность.
Камешек я у него взяла, на память. И мирно наблюдала за тем, как он принялся развязывать штаны.
Ох, как он радовался! Ох, как был доволен своей шикарной придумкой поа́хаться за камешек! Ох, как невероятно гордился собой! Ровно до тех пор, пока окончательно не спустил штаны, а я не заржала в голос над их содержимым. Во-первых, меня реально разобрало, во-вторых, хотелось от имени всех несчастных угнетаемых женщин, которым делают вот такие предложения, нанести ему моральную травму. Я тыкала пальцем в его невесть какое достоинство и продолжала заливисто хохотать.
Дий побагровел шеей, растопырился ушами, выкатился глазами и попятился. Штаны, спущенные до щиколоток, не позволили ему разбежаться, но позволили споткнуться и едва не распластаться на полу у выхода. Теперь мой смех стал абсолютно искренним и неудержимым. Подобрав рейтузы, он вывалился из моей комнаты и был таков.
«А морковка?!» — возмутилась Жадность.
«Таки нам её показали и нас ею не впечатлили!» — довольно отозвался Сарказм.
«Знаете что? За такое издевательство нас могли убить или покалечить!» — возмутилась Осторожность.
«Мы сами кого хочешь убьём и покалечим! Пусть радуется, что живым ушёл», — грудным смехом отозвалась Тьма.
Такому методу борьбы с неприличными предложениями меня обучил дед по папиной линии. Он был мужчиной фактурным и колоритным, за словом в карман не лез. Сарказм во мне говорил его голосом, с мягким южным акцентом. Даже хорошо, что дед не дожил до времени, когда я оказалась в СИЗО.
Вообще у меня к новому миру были определённые претензии:
Где принц-дракон, влюблённый в меня до беспамятства? Где балы, красивые платья, украшения и пышное великолепие дворцов? Где хотя бы приличный оборотень-альфа, который с ума сходит от одного моего запаха и готов спасти от смертельной опасности ценой своего хвоста? Ладно, оставим драконов и оборотней, может, их тут нет. Но где магическая Академия с молодым мускулистым ректором (по совместительству ближайшим родственником императора и владельцем всех местных заводов и пароходов)?Какого чёрта я надраиваю полы и окна? Я порядочная попаданка, я право имею! Где моя магическая феерия? Что за дела? Кому-то приключения, ухажёры, интриги и водоворот событий, а мне унылое намывание шкафов? Нет, после случая с Николашей я понимала, что везёт мне, как утопленнице… но всему же есть предел! Что не так с местной едой? Где экзотические фрукты, утончённые завтраки, изысканные пирожные и крабовый мусс с икрой летучей рыбы? Заберите перловку и дайте мясо молодого крокодила!
Конечно, в новом мире я устроилась не так уж плохо. Не сказать, что хорошо, но явно лучше, чем в тюрьме. Тут хотя бы можно ходить на улицу без конвоя. Зимнюю одежду и обувь, кстати, тоже выдали. Эдакие унты и грубую дублёнку на пару размеров больше, чем нужно. Согласно договору, выходной выпадал раз в неделю. Вот только неделя тут длилась целую дюжину дней, а в месяце насчитывалось три недели и, соответственно, тридцать шесть дней. Так что слугам полагалось всего три выходных в месяц. Некоторые женщины брали их разом и куда-то уезжали, а я хотела пройтись вниз по дороге, ведущей от парадного крыльца поместья, и узнать, есть ли там посёлок, и как он называется.
За очередным обедом состоялся разговор.
— В последние дни зимы ярмарка будет в Като́ньхах, — с набитым ртом сказала одна из кухарок.
— Дык как обычно. А на первый день кто в капи́лью идёт?
— Я пойду, — с придыханием сказала луковая бабка. Звали её Фи́клой, — люблю на невест смотреть… А ты не ходи! Сглазишь ещё кого!
Все сердито посмотрели на меня, будто я только и делаю, что на младенцев и невест порчу навожу. Но почему-то в эту неизведанную капи́лью сходить захотелось. Интересно, это что-то типа храма? Какие такие невесты и почему во множественном числе? О культуре и традициях этого мира я пока знала до безобразия мало. Навык чтения тренировала ежедневно, но дело продвигалось натужно и со скрипом.
К концу месяца, в преддверии ярмарки, у меня скопилось три отпускных дня, но я их не расходовала — не знала, куда деть. Погода за окном изменилась, темнело всё позже, светало раньше, снег стал по-весеннему рыхлым, днём сугробы таяли и стекали ручейками, а ночью всё подмерзало. Пахло весной.
Когда за два дня до ярмарки в доме раздался шум и голоса, я выглянула из библиотеки и тоже спустилась вниз. Слуги толпились в холле. Там стоял молодцеватый хорошо одетый мужчина лет пятидесяти с шикарными, переходящими в бакенбарды усами. Управляющий.
Все гомонили, кто-то обращался с просьбами, кто-то что-то рассказывал, Фи́кла и вовсе тянула его за рукав и навязчиво гундела прямо в ухо. Домомучительница вышла из господской части и подошла к Управляющему, рассекая толпу бюстом, как ледокол Арктика замёрзшие северные воды. Все утихли.
— Дай Иссо́н! Солнечного дня! Уже целый месяц не могу понять, как тебе в голову пришло нанять бледноглазую юродивую дуру? — с негодованием спросила она.
