«Нужно послушать разговоры. Наверняка они обсуждают политическую обстановку или что-то для нас полезное!» — заверил Оптимизм.
«Если бы мы нашли способ говорить, то попросили бы кого-то нас отвезти, куда нужно. Людей добрых много, нам бы обязательно помогли», — сказала Наивность.
«Та заткнись ты, — беззлобно сказал Сарказм. — Ты вообще атавизм. Не понятно, откуда взялась, зачем нужна, и годам к тридцати таки сама отомрёшь».
«Почему сразу атавизм, а не хотя бы рудимент?» — обиделась она.
«Не ссорьтесь! Давайте лучше подумаем, какие тут могут быть мужчины… Так и хочется утонуть в чьих-то голубых глазах…» — мечтательно сказала Любовь.
«НЕТ!!!» — хором закричали остальные.
Кроме Наивности, естественно.
«Нам бы на улицу сходить, осмотреться», — протянула Интуиция.
«Та? Нам недавно предлагали, шо-то никто не захотел», — съязвил Сарказм.
«Верхнюю одежду можно у кого-то одолжить», — встрепенулась Наивность.
«Украсть, ты хотела сказать. Раз объясниться мы не сможем, именно так оно и будет называться. Таки отличное предложение, мухам бы понравилось», — сказал Сарказм.
«Ты правда так думаешь?» — спросила Наивность.
«Та кого хочешь спроси», — ответил он.
Казалось, что время тянулось бесконечно. Неужели три часа ещё не кончились? С каждой прошедшей минутой я всё больше сомневалась в правильности принятого решения. Было до жути обидно, что по вине одного подонка я оказалась по самые уши в чужой мечте. Мне ведь никогда не грезилась магия или что-то подобное. Я даже фэнтези не читала, только космическую фантастику.
Глава третья, в которой сначала всё плохо, а потом ещё хуже
— Так-так-так! Посмотрим, как вы справились со своей задачей за три часа. Вот ты, это что за серые следы на мебели? После обеда будешь переделывать! И что ты за бездарность такая, прежде чем пол мыть, надобно чехлы с мебели снять и вытрясти! Весь труд насмарку! — обратилась Домомучительница к одной из девушек.
Та опустила глаза и жалобно пролепетала:
— Извините…
— Теперь ты! Кто так моет полы? Одни разводы от тебя! — указала бабища на идеально чистый пол. — Переделать!
— Конечно, — прошелестело в ответ.
— К тебе тоже вопросы есть, — ткнула она тростью в меня, — Ты почему такая медлительная? Ты что, думаешь мне по три часа мыть один несчастный клочок? Лоды́рыня! Вас, лентяек, теперь ещё и кормить придётся за хозяйский счёт!
От её претензий стало противно. Половину чердака мы привели в порядок, до вечера закончим другую. Можно подумать, что она из своего кармана нас кормить собирается. На обед я спускалась расстроенная и подавленная.
Эта бабища вообще представляет, насколько отвратно и шаблонно себя ведёт? Вот найду императора и нажалуюсь ему. Он накажет всех виновных, а потом разглядит во мне прекрасное, покажет кубики на животе и умчит в светлое магическое будущее. А эта змеюка зелёная сама полы будет мыть до опупения!
Мы с другими девушками спустились на первый этаж в столовую для прислуги. В достаточно большой комнате за длинным деревянным столом обедали человек двадцать, и все уставились на нас. Мебель, как и публика, была разномастной. Ни один стул не походил на другой. Какие-то очень изящные, но старые, какие-то добротные, но безыскусно выполненные. Люди смотрели с любопытством, некоторые — с враждебным. Большую половину слуг составляли мужчины, несколько парней помоложе, но в основном пожилые или зрелые. Домомучительница есть со всеми не стала. По-видимому, Управляющий тоже. Ни в одном человеке за столом магии не чувствовалось. А ещё они все оказались кареглазыми и черноволосыми.
— Какие красавицы! — похабно оскалился молодой кучерявый парень и посмотрел в нашу сторону. Мы с другими девушками продолжали держаться вместе, вчетвером. — А эта что, бледноглазая что ли? — он с интересом уставился на меня.
— Она юродивая, что-то мыкает и бекает на своём, — презрительно ухмыльнулась одна из женщин, которых ранее определили работать на кухню.
— Дык бледноглазая если, то понятно, что убогая, — продолжал скалиться он.
Кровь прилила к щекам. От унижения хотелось бросить в него миской с едой и уйти.
— Ой, не вяжись ты с нею! Бабка моя сказывала, что бледноглазые горазды порчу наводить и проклятия накладывать! — сказала сидящая напротив старуха, очевидно, что из постоянных слуг.
— Дык для того магия нужна! — неуверенно возразил кучерявый.
— Таким не нужна! — громко прошептала она.
Теперь на меня смотрели ещё и с опаской. Да что ж такое-то?
— Она речь понимает, не задирайте её, — сказала девочка, которая подписала договор.
— А ты, сопливка, тут какими судьбами? Не маловата ли для работы? — спросил кучерявый.
— Она сирота. Уж лучше честная работа, чем бордель, — вмешалась одна из женщин.
На этом все замолкли и принялись за еду. На обед дали перловку с мясом. Все ели с удовольствием, а я еду запихивала в себя через силу. Даже в СИЗО кормили вкуснее. Разговор занялся вновь, когда люди утолили голод. Говорили о погоде, делали предположения по времени начала сезона, обсуждали крышу на сарае: перекрывать сейчас или по осени? Последний вопрос вызвал самые жаркие споры. Кучерявый в нём активно участвовал. Его звали Дий. И за столом его было слишком много: к каждой фразе он давал похабный комментарий, на каждую реплику отпускал гнусную шутеечку, а на меня кидал глумливые и какие-то липкие взгляды.
Когда обед закончился, все разошлись. Я постаралась держаться поближе к девочке. Жаль, что её имя выяснить пока не удалось.
Изнуряющая работа на чердаке продолжилась. На этот раз без Домоправительницы дело пошло веселее. С девушками я постаралась подружиться. Подхватывала чехлы, если они за них брались, старалась как-то помочь, но благосклонности никто не проявил. Две постарше даже шарахаться от меня стали к концу дня. И только девочка реагировала нормально. Улучшив момент, я подошла к ней и представилась.
— Ида, — ткнула я себя в грудь, а потом указала пальцем на неё.
— Ох, бедная, — пожалела меня сирота. — Болит что-то?
От такого поворота я растерялась.
— Ида, — снова ткнула я в себя.
— Голодная? Ужин уже скоро, — с сочувствием ответила она.
Я отрицательно замотала головой и сделала третью попытку.
— Ида! — с отчаянием показала я на себя.
На этот раз девочка только горестно поджала губы и ничего не ответила.
Проклятый чердак мы намывали до темноты. Затем зажёгся свет, но в желтоватом и тусклом освещении пыли почти не было видно. Домомучительница зашла уже перед самым ужином.
— Отвратительная работа! Завтра будете переделывать! — поджала губы она.
