Мощеная дорожка вывела нас из плотной старинной застройки. После поворота здания по левую сторону уступили место кованой оградке, за которой вниз уходил овраг. Дул пронзительный ветер. Лицо и ладони мерзли. Мне казалось, что скоро простуда одолеет меня. Еще один порыв ветра. Он проникал своим холодом сквозь одежду, и я мерзла до самых костей. Вышли на площадку, расположенную между массивным зданием и старой часовней. Вдоль строения и поодаль его возвышались каменные идолы. Площадь безлюдна. Ни одного человека, ни единой живой души. Только мы и изваяния. Я не заметила, как солнце скрылось за облаками. Но на этот раз оно просвечивалось, как мутно-желтый, туманный шар, светящийся нечетким ореолом. На него можно было смотреть: не обжигало глаз, в отличие от полуденного солнца в ясный и погожий день.
– Какое необычное светило, – воскликнула я.
– Да, – согласилась Флорентина.
Тетрахромбиул помрачнел, не выронив ни слова.
Ветер резко прекратился. Мертвенная тишина заполнила площадь. Идолы безмолвно взирали на нас, окружая полукругом.
– Пантеон, – почтительно произнесла Флорентина.
– Древние демоны, – пояснил Эфтан.
– Старые боги, – возразила Флора.
– Перконас, Рарог, Стрыйбог, Хварсет Подажьбог... – перечислял богов Тетрахромбиул.
– …известный, как Дагда, и Сама Богиня-Мать, также известная под именами Макошь или Ненила Льняница – закончила за него Фло.
Мы с Тетрахромбиулом оставались на месте. Флорентина же побежала к идолам. Мне показалось, что время замерло, только снежинки продолжали падать на распущенные волосы волшебницы. Снег падал точно также, как в том междумирье, где я видела последний раз Валентина, после его смерти.
– Фло, ты куда?
– Куда, куда, куда, – отозвалось эхо безвременья, застывшего в этот миг.
Флорентина подбежала к статуе.
– Помоги нам, Богиня-Мать, произнесла она. Она взяла кинжал и отрезала прядь волос, и положила в мешочек, который повесила на статую.
– Помоги, помоги, отозвалось эхо.
Мне казалось, я замерзаю. Не холодом, но какой-то внутренней пустотой. Рукой прикоснулась к груди, там, в нагрудном кармане, был амулет. Почувствовала тепло. И холод отпустил, оцепенение оставило меня. Мысль о Валентине, что я могу спасти его, вернуть, грела мое сердце. Все не зря. Все получится.
И я сделала шаг. И еще один. Время казалось вечностью, и тянулось, как густое желе.
Я подошла к тому же идолу, у которого только что была Флорентина.
– Помоги мне! – попросила я.
– Надо что-то тоже оставить, – прозвучало в моей голове.
Но что? Амулет не могу оставить, он понадобится в ночь Йултада. Иначе не воскрешу Валентина.
Нащупала в кармане маленькую варежку. В детстве у меня была пара вязаных варежек, одну из которых потеряла давным-давно. Вторую же всегда носила со мной, как сентиментальный талисман. Оранжевая, вязаная, с тремя черными квадратиками. Достала и повесила за ниточку, которая осталась от бантика, некогда украшавшего ее.
– Вот и я без Валентина, как эта варежка без пары. Она многое значит для меня. Возьми ее, только помоги, – прошептала я, так, чтобы слышала меня только Богиня, которой посвящен идол, но не смогли разобрать ни Флора, ни Тетра.
Я вернулась, где мерзли мои спутники в ожидании.
– Ты чуть не заморозила нас. – Упрекнул Тетра Флору.
– Ну не замерзли же. У каждого была своя мотивация выбраться из безвременья. Вышли, и стали сильнее чем были. Только тот, у кого нет ни единого мотива, не смог бы выйти отсюда.
Пространство над площадью подернулось голубоватым, едва различимым свечением, и зарябило, как теплый воздух над костром. Снег изменил свое направление, он уже не падал, напротив, стал подниматься вверх, словно время побежало вспять. Подул резкий ветер, нарушив безмятежность и тишину.
– Пошли, быстро, – крикнула Флора.
И мы покинули это зловещее место.
– Не оборачивайся, – сказал Тетра. – Но не успел. Его голос звучал далеким эхом, словно продираясь сквозь воздух, многократно замедляясь в нем, как в топкой трясине.
Я оглянулась. С небес не грянул гром, ветер не перестал дуть. Снег также падал на площадку, над которой теперь кружили вороны. А по площади, где мы были только что в полном одиночестве, ходили люди: одинокие, пары, с детьми, жизнь кипела в этом месте как ни в чем и не бывало, словно и не прерывалась там никогда.
– Где же мы были? – подумала я.
– Это Старохувальская гора, – словно услышав мой вопрос, произнес Эфтан.
– Здесь правил древний князь Хувал, – добавила Флорентина, и отсюда пошел древний город. Тут стоял древний Пантеон. Пять идолов из дерева и золота (А кто-то считает, что шесть или даже семь, читая некоторые имена за два, – непонятно зачем вклинился Эфтан), которые установил Василий Отступник, кстати тоже родом из Знича, как и ты. Потом деревянные идолы были сброшены в Дану-Ра, и народ был полон скорби. Волхвы же причитали: навлек Василий тем самым на народ свой проклятие. Некоторые считают, оно до сих пор не искуплено.
Позже сюда привезли новых идолов, из камня, степных баб…
– Но проклятие так и не было снято… – Добавил Тетрахромбиул.
* * *
И вот, перед нами храм. Зеленый, как малахитовая шкатулка, настолько он казался сказочным, словно только-только и достали из стеклянного шарика-сувенира. Верхушки куполов, похожих на искусно украшенные яйца, что готовят на Эостару, были припорошены снегом, будто сладости, посыпанные сахарной пудрой. Сама церковь, возвышалась на небольшой площадке, словно на островке, на искусственном возвышении. За ней площадь переходила в уходящую внизу улочку, сложенную из природного камня.
– Мичуринская церковь – озвучил имя храма Тетрахромбиул. – Жемчужина хувальского барокко.
– А за ней – Мичуринский спуск, или, по-другому, Мичуринский взвоз. – добавила Флорентина.
Здесь когда-то протащили Перконаса до самых вод Дану-Ра и сбросили его. Был богом, стал чертом. – заявил Тетрахромбиул
– Люди, умирая не своей смертью, становятся заложными покойниками, пока не придет их пора уйти естественно. Вот и он был богом, а стал демоном. Злым духом, взывающим к мести. Перконас проклял эти места, и никто это проклятие до сих пор не снял.
– Мне кажется, ты преувеличиваешь, сейчас идолы все на месте.
Но Тетрахромбиул не стал возражать, но наоборот, озорно и весело запел:
Маленький мальчик играться пошел
Компостную яму случайно нашел
Крышку открыл, посмотрел, наклонился,
И, оступившись, в компост провалился.
Пропажу сынишки заметил отец,
