— Велимир, я могу летать! — кричала я.
И он тоже взлетел.
Мы парили среди облакова, облетали верхушки крон, .
Когда приземлились — обнаружили старые развалины. Но никого не было. Только стройные ряды остатков древних домов, сложенные из морского камня. Кое-где даже сохранился остов дома, и Велимир вбежал в строение. Не успела его догнать, как знакомое лицо появилось в окошке.
— Ах ты проказник! — пожурила его я, когда он принялся строить мне рожи.
Я зашла за ним. Да, в маленьких домиках жили древние люди.
Каменная кладка стен становилась все выше и выше.
Надо же! Дверца! Теперь я забежала первой.
Внутри — целый музей.
— Велимир, иди сюда! — позвала я его. И, не дожидаясь, пошла по залам. Фрески, окруженные цепочками обломков древних колонн.Хожу-брожу, остановилась у микроволновки.
Древняя какая-то! Неужели здешние люди обладали такой цивилизацией?
— Что, интересно? — слышу голос позади.
Оборачиваюсь, а рядом мужчина в форме охранника. А про себя думаю: Вроде не разбила ничего, не уронила. Чего он ко мне? А вслух: Да, интересно. Особенно интересно то, работает ли она несмотря на свою древность?
— Можно и проверить, в принципе, — говорит он, — но только вопрос в другом: зачем нам это, если есть вещи и позаманчивее? И при этих словах он погладил меня по плечу, отодвинул мои волосы, и его дыхание было почти у моего уха. Я вздрогнула. Но оттолкнула его. И сказала, не глядя на него: Зачем это? Не нужно, и не хочу я. И незнакомы мы даже для таких интимностей.
— А ты уверена, что не знаешь меня совсем? — вопрошал он. — Посмотри на меня. Я подняла глаза и увидела перед собой все того же охранника, но он почему-то начал преображаться и стал Велимиром.
— Что это значит? Как это? — говорю я.
— Не важно, уже не важно. И при этих словах сжал мою грудь руками через одежду. — Крошка, ты так меня волнуешь. — Стал целовать в шею. — О, и так хорошо пахнешь. Принялся расстегивать на мне рубашку. Ой, а я же без лифчика — только и успела подумать, а он продолжал, медленно, целуя каждое место, которое освобождается от пуговицы. И ласкал соски языком, сжимая груди руками. Гладил по спине, по попе. Ох, мое сознание стало затуманиваться от наполнявшегося меня волнительно-томного возбуждения. Потом страстно и властно придвинул меня спиной к какому-то древнему холодильнику. Ох, это вызвало во мне новый взрыв будоражащих ощущений. И Велимир стал ласкать меня со все нарастающими пылкостью и напором нежности. Целовал живот. Стал постепенно снимать с меня стринги, продолжая целовать. И, наконец, дошел до моего нежного бутона, услаждая и услаждая его. Мои стоны сладостной страсти наполняли весь музей. Ох, я была уже на пике... Но Велимир остановился. И я разочарованно протянула: Нуу....и даже всхлипнула.
А он: Крошка, а ты думала все так просто будет. И он расстегнул свои штаны. На его трусах был кармашек. И через него вытащил член. Велимир дерзко прижал меня к себе, поднял мою ногу и завел себе на спину и стал медленно вводить член в меня. Ох, мне так это понравилось. А потом принялся крутящими движениями входить чуть быстрее, вызывая во мне новый бурный всплеск стонов. Затем ровными прямыми движениями уже и стал ускоряться и с большим напором. Он так пылко вздыхал. И я вторила ему. Ох, как же было хорошо. Казалось, что я сейчас улечу в далекие и прекрасные сады. И вдруг мое тело содрогнулось от неудержимо-приятной волны удовольствия. Ох, да я уже и не в садах, а в чудесных водах лазурного моря... и плыву, плыву...а вода такая нежная, теплая, ее волны струятся подо мной....И Велимир застонал. Стоп, и тут прихожу в себя и понимаю, что за волны подо мной, а точнее во мне...Я не сказала, ему не кончать в меня, а он был так пылок, что и забыл об этом и исторгся в меня. И по моим бедрах потекла сперма. Я испуганно, но еще не до конца отойдя от истомы приятной, говорю: Велимир, ну что это...чего не остановился вовремя, не вышел, эх...
А он так невинно отвечает: Ну не страшно, милая, в такой позе. Все вытекает ведь обычно, и ничего не случится.
— Ну и правда, так и будет. — Соглашаюсь я. И Велимир нежно поцеловал меня в губы, провел по моей щеке и шее рукой: Малышка, я тебя очень люблю. Ты самая восхитительная из всех. Посмотрел в мои глаза. Отодвинулся от меня. И я увидела, как он стал снова превращаться в охранника. Подмигнул мне… И исчез. Исчезли и экспонаты. Только дверца. Я вышла.
— Ох, Велимир, ты был так великолепен!
— Что? Удивился он?
— Ты так классно трахаешься!
— Спасибо, милая! Я тоже очень тебя хочу и жду-не дождусь, когда доберемся до дома, и наконец, там мы предадимся утехам.
— А что сейчас было?
— Ты о чем?
— Ну там, в музее.
— Каком музее?
— Ясно, это было видение. — Но признаться, я вздохнула с облегчением. А то вдруг еще, сюрпризы какие.
И мы прошли дальше вдоль стен, поднялись рядами амфитеатра вверх, на холм, где вышли на площадку, уставленную мраморными колоннами. Наверное, когда-то здесь был храм.
И тогда Велимир ухватился за что-то невидимое и открыл дверь.
Мы вышли в каморку.
— Ну что, нашли?
— Нет.
На входе меня поджидал… папа.
— Папа, что ты здесь делаешь? — спросила я.
— Ах вы, детки. Решили поработать на Кефеуса? На этого бандита? Не хочу с вами иметь ничего общего.
— Ты чего это? — удивился Велимир.
Папа развернулся и ушел быстрым шагом.
— Странный он какой-то — сказала я. — А вдруг это он причастен к пропаже Хозяина? Обозвал Кефеуса бандитом, а сам хорош! Меня вон продал Хозяину, без всякой моей воли.
— Эх, и я к этому причастен…
— Ты же не со зла, — приобняла его. Да может, это и не так плохо. Но вот, а вдруг.
— Полагаешь, он и правда был способен на такое?
— Он на что угодно способен.
Часть 2
— И что делать? — Спрашиваю я.
— Такое чувство, что мы ходим по ложному кругу. — ответил Велимир. — Давай, что ли, попробуем выследить папу.
Его силуэт еще маячил вдалеке.
Мы поспешили за ним, но отец завернул за угол забора. Когда мы подбежали, его и след простыл.
— Он и на Земле был странным, а здесь и подавно, похоже, стал — говорю я. — Ты-то, Велимир, как, хорошо с ним уживаешься?
— Хорошо, — ответил он. Подумал и добавил: Да не очень. Так-то не спорим особо, но он всегда себе на уме. Исчезает, появляется. Я даже начал подозревать, что у него какие-то свои, темные дела.
— Ничуть и не изменился. — говорю я. — А понимать ты стал после того, как меня в рабство Хозяину продали?
