Еще одно окно. Управление огнем: рельсовая заряжена и готова к бою, держит лаконцев в пассивном прицеле, чтобы те не сочли это за эскалацию. Он покосился на Наоми. Она одними губами выговорила: «Если тебе понадобится». Джим кивнул.
– Хорошо, – сказал Мугабо. – Я принимаю ваши условия.
– Что?
– Мы оба дорожим жизнью девочки. Если ради нее придется отложить переговоры до другого раза, пусть будет так. Вы свободны.
Джим сделал два глубоких вдоха.
– Вы не приступили к спуску с орбиты.
– А вы этого ждали?
– Я вам не верю, – сказал Джим. – Думаю, стоит мне включить двигатель и чуть-чуть развернуться, вы влепите мне в дюзы ядро. Думаю, до сих пор вы этого не сделали только потому, что пришлось бы прострелить насквозь весь корабль, а это слишком опасно для Терезы Дуарте.
– Уверяю вас, это не так, – возразил Мугадо.
– Тогда уходите первыми. Если вы нас отпускаете, идите на посадку. Увидев вас на грунте, я поверю.
– Да, – сказал Мугабо. – Конечно. Я вполне понимаю вашу позицию.
– Вы тянете время.
– Я понимаю, чем вызваны ваши чувства, капитан Холден. Прошу вас поверить, что мы не желаем зла вам и вашему экипажу и мое предложение искренне.
Тактический экран осветился одновременно с предупреждением Наоми:
– Быстродвижущиеся. Они пустили торпеду.
Радар проследил дугу двух удаляющихся от «Ястреба» торпед. Мугабо тянул время, пока его люди рассчитывали курс торпед вокруг «Роси» для захода сзади. Чтобы снести двигатель, не задев другие части корабля.
Джим тронул управление огнем, и «Росинант» на долю секунды ушел из-под него – плюнул во врага двухкилограммовой вольфрамовой болванкой, не компенсировав отдачу работой основного двигателя. Мугабо исчез, лучевая связь оборвалась. По кораблю прокатилась басовитая трель ОТО. Одна из торпед погасла.
– Навожу для второго выстрела, – предупредил Алекс.
Рельсовая доложила о готовности. На экране погасла вторая торпеда. «Роси» вскрикнул, предупреждая о прицеле двух новых.
– Будет еще залп, – сказал Джим.
– Я настроила реактор на сброс сердечника, если «Роси» решит, что удача нам изменила, – отозвалась Наоми.
– Алекс?
Рельсовая снова поймала «Ястреб» в прицел и выстрелила без его команды.
– По-моему, ты их достала, – сказал Алекс.
Джим подключил наружные телескопы. «Ястреб» висел на прежнем месте, приближался к ним по той же орбите. Но теперь с одного бока из него вырывалось облако воды и газа. Крик предупредительного сигнала замер: торпеды «Ястреба» так и не полетели.
– Могли прикинуться мертвыми, – сказала Наоми.
– Алекс, держи прицел рельсовой.
– Исполняю.
Они ощутили слабый намек на «верх» и «низ» – это Алекс корректировал орбиту, чтобы держать «Ястреб» в поле зрения. Новых предупреждений о прицельных лучах не поступало. Ни один активный радар не тронул их обшивку. Джим снова подключил связь, попробовал нащупать их лучом, сам не зная, что скажет, если Мугабо отзовется. Тот не отозвался. Лаконский корабль продолжал движение по своей низкой и быстрой орбите. Если он не залечит ран, то в ближайшие недели притяжение планеты превратит его в горящий метеор. Если они не прикидываются покойниками в расчете, что Джим, торжествуя победу, развернет корабль и получит ядро рельсовой в двигатель.
– Алекс, – сказал он. – Переходи снова на маневровые. Если они не двинутся следом… Разворачивайся и уходи с орбиты.
– Принято, – отозвался Алекс, и «Роси» под Джимом шевельнулся.
Они двигались мягко. Медленно. В ожидании тревожного сигнала, который означал бы, что «Ястреб» только притворяется убитым.
Сигнал так и не прозвучал.
– И что дальше? – спросил Алекс.
– Дальше рассчитываем кратчайший путь к кольцу и уходим отсюда.
– Есть идеи куда? – осведомился Алекс. – В полетном плане у меня Фирдо, но…
– На Фригольд, – спокойно и уверенно произнесла Наоми. – Нам и раньше требовалась дозаправка, а маневровые выжгли немало реактивной массы. И защита своих не помешает, пока мы вычислим, как вляпались в такое дерьмо.
– Да, – угрюмо проговорил Алекс. – Этакая «доброта к незнакомцам» добра не сулит.
Джим услышал, как отстегнулась Наоми, и почувствовал ее рядом с собой. Она погладила его по голове, а он поймал ее руку и нежно поцеловал пальцы.
– Совсем нехорошо вышло, – сказала она.
– Да уж.
Она еще помолчала, прежде чем спросить:
– Что с Амосом?
Джим покачал головой. «Мы его потеряли» не шло у него с языка. «Я его потерял».
– Да уж, – сказал Амос, – со мной совсем хреново получилось.
Он появился из лифта в том же летном комбинезоне – продранном и мокром, будто чернил плеснули. Выходное отверстие на груди затянулось бледной кожей вокруг плоского ониксового кружка. И улыбался Амос едва ли не робко.
Наоми смотрела на него пустыми глазами.
– Эй, кэп, мы Кроху-то вытащили, а?
Джим не сразу осознал, что это не сон, а потом все же ответил:
– Да, вытащили.
– А псину?
– И ее тоже.
Амос шагнул в рубку и, опускаясь на свободный амортизатор, крякнул, будто у него ныли кости.
– Хорошо. Кроха ее здорово любит. В шлюзе адски грязно. Я приберусь, только мне бы сперва пожрать. Здорово проголодался.
Алекс на звук его голоса выглянул из кабины. Он был бледен.
– Амос?
– Привет. – Механик помахал ему. – Похоже, меня там внизу подстрелили? Я не все запомнил.
Джим хотел радоваться – и радовался. Но к этому примешалось что-то еще. Ощущение какой-то неправильности, когда получаешь удар за ударом, а после еще происходит что-то насилующее врожденное представление об устройстве вселенной. О пределах возможного.
– Тебя убили, – сказал он. – Выстрел в спину вынес большую часть грудной клетки. Я видел твой позвоночник. Перебит надвое.
Амос замер по своей новой, выводящей из равновесия привычке, а потом хмуро кивнул.
– А, вот оно как. Это я вроде бы помню.
Джим рассмеялся – с недоверием. И, может быть, с облегчением. И еще с чем-то, чему не знал названия.
– Тебя теперь хоть чем-нибудь убить можно?
– Заморить голодом – запросто, – подтвердил Амос.
– Черт, – выдохнул Алекс. – Господи боже!
Наоми все молчала. Амос потрогал черный кружок раны, изучая то, что уже не было кожей. То, чем воскресший труп Амоса заменил поврежденную плоть. Джим задумался, как это выглядит изнутри. Ему впервые пришло в голову, что внесенные лаконскими дронами изменения не прекратились, когда его старый друг покинул планету. Амос становился чем-то иным. И процесс продолжался. Что-то в этой мысли заставило его похолодеть.
