Элви оторвал от работы тихий стук. Она открыла дверь, за ней плавал Амос. В прежнем летном комбинезоне, с виноватой улыбкой на лице.
– Привет, док. Найдете минутку? Или лучше в другой раз?
Элви покачала головой в надежде разогнать туман. Похмелье – просто неприятная составляющая выпивки.
– Входите. Извините, я собиралась опросить вас и Кару, но… хотела раньше отправить все эти запросы. Амос подтянулся в комнату и закрыл за собой дверь.
– Ничего. Я вас долго донимать не буду.
– Вы по поводу эксперимента?
– В общем, да. Хотел сказать, что всему этому теперь конец.
Элви резко закрыла дисплей. Глаза у этого великана были такие же черные, как у Кары и Ксана. Она привыкла. И улыбался он дружелюбно, пожалуй, даже застенчиво. И говорил спокойно – обычный собеседник.
Отчего же у нее по спине пробежал холодок?
– Чему всему?
– Этому. Тому, что вы проделывали с Искряшкой и с малышом. С этим всё. Собираем вещички и двигаем дальше. – Он пожал плечами. Не дождавшись ответа, отвел взгляд. – Когда вы начинали, я вроде как со стороны наблюдал. Впечатления – их к делу не пришьешь, да? Потому нам и пришлось сюда добраться. Чтобы я был тут. Чтобы сам попробовал. Чтобы понять. Ну, вот, мы здесь, я попробовал и разобрался. И теперь говорю вам, что на этом всё. Прекращаем.
– Вы против эксперимента?
– Ясное дело.
– Понимаю. – Элви скрестила руки на груди. Ее коммутатор пискнул: новое сообщение. Она не стала смотреть, что там. – Не вы один его не одобряете. Не стану вас обманывать.
– Это хорошо.
– Но ставки слишком высоки. Кара, Ксан… и вы? Вы – наш допуск к скрытой в артефакте информации.
Без вас нам к ней не добраться.
– Это верно, – согласился Амос и тут же нахмурился: – Я имел в виду Дуарте. Но он, по-моему, вашим сотрудником не числится.
– А если есть хоть малый шанс, что хранящаяся здесь информация позволит все исправить? Я не могу остановиться.
– А вам и не надо. Я же здесь. Вам не нужно останавливаться, я вас уже остановил.
– Если мне придется причинить ей вред… даже потерять ее? Принести в жертву. А взамен останутся в живых все остальные…
Амос протянул к ней руку ладонью вверх, словно подзывал собаку.
– Док, я все понимаю. Вы хороший человек, вы мне нравитесь. Я вам доверяю. Я понимаю, что вы не отступитесь. Потому я и веду разговор так, а не иначе. Но дело кончено. Я не раз встречал людей, рассудивших, что «это другое». Что в этом случае можно. Может, с детишками плохо, и вы им на самом деле помогаете. Или они сами хотят – так что здесь плохого? А Искряшка и впрямь сама хочет. Мы с вами видим, да?
– Да.
– Так вот, оправданий найдется множество. Я сюда не за оправданиями пришел. Просто чтобы вы знали.
Корабль стал на удивление громким. Элви ощущала свой пульс в горле, слышала его шум в ушах. Она вдруг совсем обессилела – или наконец поняла, что сил давным-давно нет.
– А если, отказавшись еще чуточку поднажать, мы все погибнем?
– Хреново, – сказал Амос. – Я не философ. Я за вас яичницу не изжарю, не берусь, понимаете ли, все постичь. Все проще простого. Я хотел посмотреть, что вы тут делаете с Искряшкой. Я посмотрел. Это надо прекратить, так что прекращаем. И все. Закончили.
Он замер – так же, как замирала Кара. Нечеловеческая неподвижность. А спустя долю секунды попробовал улыбнуться. Элви немалую часть жизни размышляла над таксономией. Где пролегают границы между видами, заканчивается один и начинается другой? Она поняла, что не знает, что видит перед собой.
– Хорошо, – сказала она. – Закончили.
– Отлично, – произнес Амос… или то, что раньше было Амосом.
Он подтянулся к двери, открыл, показал оттопыренный большой палец и удалился. Дверь за ним закрылась.
У Элви опять загудел коммутатор, напомнил о новом сообщении или сообщениях. Она не открыла списка. Несколько минут она висела в воздухе, чувствуя в себе, в груди и в животе, что-то большее, чем усталость. Она погасила свет, подтянулась в коридор и двинулась по нему. Разминулась со своими сотрудниками – они все ей кивнули. Она была как во сне. Или в помрачении.
Она застала в каюте Фаиза. Тот оторвался от ручного терминала, и заготовленная шутка или острота замерла у него на устах. Элви почистила зубы, умылась, переоделась в чистое перед сном. Муж наблюдал за ней, стараясь не показывать виду. Заметил перемену, хоть и не знал, что случилось. Она теперь была с ним.
– Ты… э-э, в порядке, милая? – спросил он, когда она пристегивалась к койке.
– Да, – сказала она.
Стоило закрыть глаза, зародившееся в груди и животе чувство усилилось, разрослось, накрыло целиком. И она его наконец узнала. Хорошо бы – с облегчением, только облегчения не было.
Это ее тело предупреждало, что она только что заглянула в глаза смерти. Это был страх.
Глава 31. Танака
Психиатрическое отделение на базе Гевиттер возглавляла майор Ахмади, специалист по травмам. Невысокая, полноватая в талии, с короткой седеющей стрижкой и очень темной кожей. Симпатичная. Похожа на одну учительницу, которую я терпеть не мог. А мне напоминает любимую жену, – перебивали друг друга голоса в голове – с последним пришло смутно запомнившееся сексуальное возбуждение.
– Ваше досье в той части, к которой у меня есть доступ, говорит, что вы очень рано осиротели.
– Да, – сказала Танака. И неловко поерзала в кресле.
Кабинет Ахмади с его темной отделкой и мягкими поверхностями должен был бы создавать ощущение безопасности, уюта, интимности. Так же выглядели все известные Танаке кабинеты других мозгоправов, только те она чаще видела на финальном этапе допросов. Когда уже сломал допрашиваемого более интенсивными техниками, а теперь пытаешься выстроить отношения, внушить, что вы друзья, и позволить им выплескиваться до донышка.
Ахмади подождала, не захочет ли она что-то добавить, и заговорила:
– Более сорока лет в активно действующих боевых соединениях. Хотя подробности в основном засекречены.
– Да, – повторила Танака.
– А недавно вас ранили в лицо, так что пришлось обратиться за пластической операцией.
Танака потрогала скрывающую половину лица повязку.
– Это тоже в досье? Или вы так обалденно наблюдательны?
Ахмади не попалась на крючок. Улыбнулась, тронула пальцами лежащий на коленях планшет – будто невзначай, будто и не думала делать заметки.
– Вся ваша жизнь – более или менее непрерывная травма.
– Благодарю за лестное замечание, но эту часть можно опустить.