– Воду. Это вода.
– Лекарства?
Он кивнул и, щелкая магнитными подошвами, подошел к столу. Достал из ящика персиковые таблетки, знакомые ей как воздух. Положил их в рот и запил.
– Я установлю автоматическую напоминалку.
– «Сокол» готов.
Боттон протрезвел.
– Доброй охоты.
– Я не затем здесь.
Ее сильно утешил его удивленный взгляд. Утешало малейшее доказательство, что ее разум открыт не каждому. Или нет, не так. Это помогало притворяться, что она еще в состоянии ставить рамки, управлять тем, чем на самом деле не управляла. Она цеплялась за утешительную ложь.
– Я, – сказала она, – не знаю, чего добьюсь, разыскав верховного консула. Это перемирие с подпольем? Его заключил Трехо. Верховный консул может его одобрить, а может и нет.
Боттон заморгал.
– Я… кажется, понял.
– Меня на этом корабле не будет. Если вы получите от меня приказ?
– Я служу Лаконской империи.
Танака улыбнулась. Щека от улыбки почти не болела. Просто зажило, а как удивительно.
– До времени ни с кем не разговаривайте. Нашим сознаниям доверять нельзя. И принимайте таблетки по расписанию.
– Понял.
– И еще, Боттон. Если… если у меня не выйдет. Если мы не сумеем остановить то, что происходит… – Она указала на свою голову. – Хочу попросить вас об одолжении.
Он ласково улыбнулся.
– Я запасу две пули, полковник. По одной на каждого.
В эту минуту она его почти любила.
Скафандр ждал ее в оружейной: начищенный, заряженный, в полной готовности. Тот же, в котором она убивала станцию Драпер. Она попробовала увидеть в нем талисман удачи. «Я ношу на шнурке медный пенни. Ношу с того вечера, как Эмили Нэм меня поцеловала. Пятнадцатый год пошел». Танаке представилась позеленевшая медная монетка и капроновый шнурок. Вспомнилась Эмили, ее мягкие губы, нежно перебирающие бороду пальцы. Его звали Алан, он вырос на Титане. Танака дала ему уплыть, стараясь, пока он в голове, не вспоминать ничего из собственной жизни.
Зажигательные патроны. Гранаты. В прошлый раз, когда кто-то пальнул по станции чужаков гранатой, погибли тысячи людей. Ну и хрен с ними. Они, когда подписывались на эту работу, знали, что она опасна. Танака закрепила шлем, проверила баллоны, проверила герметичность. Убедилась, что запаса лекарств в аптечке хватит еще на несколько часов остаться собой. Последний шанс.
Она одна вышла из люка и запустила себя к голубой металлической сфере. Кругом мерцали врата. За ней следили тринадцать сотен «глаз». Сама она еще не видела девчонку, но скафандр ее нашел – крошечную черную точку в сиянии. Рядом виднелась еще одна фигура – Нагата. Танака, дав один короткий импульс ускорения и несколько коротких и более мощных тормозных, упала на наследницу империи и ее мятежную защитницу. Скафандр у Нагаты был старинной марсианской конструкции, как из музея.
Жестом Танака обозначила канал связи, и Нагата подключилась к нему.
– Я думала, мы договорились, – сказала Танака.
– Я не буду входить, – ответила Нагата. – Не хотела отпускать Терезу одну. Я подожду здесь.
На девочке был такой же, как у Нагаты, скафандр, но если Нагата в своем смотрелась выходцем из иных времен, то Тереза Дуарте – ребенком на маскараде. Она глянула из-за щитка с вызовом, чуть вздернув подбородок. Танаке не надо было перетекать в ее сознание, чтобы понять, что видит. Страх. Пробирающий до глубины души. Танака пожалела бы ее, не ощущай сама такого же страха, а так прониклась отвращением.
– Не знаю, будет ли лучше, если верховный консул на выходе столкнется с врагом. С тем же успехом могли бы войти, – сказала она.
Нагата изобразила старинный астерский жест согласия.
– Если я не нужна Терезе, меня здесь не будет.
– Я ей говорила, что все нормально, – сказала Тереза. Сказала голосом отца.
Танака не могла понять, что это такое. Тихая горячность старой женщины и властное спокойствие девочки, убежденных, что защищают друг друга, как вставшие щит к щиту древнегреческие воины. Идиотская самоуверенность или честно заслуженное доверие?
Сразу их трудно различить, а потом будет поздно.
– Тебе решать, – сказала Танака. – Теперь идем.
Нагата обхватила шлем девочки и прижала к своему.
Разговор наедине в ее присутствии выглядел невежливо, но Танака не стала мешать. Она немало поубивала друзей Нагаты и ее приверженцев. Любовник Нагаты стрелял ей в лицо. Небольшое отступление от правил хорошего тона сейчас было мелочью, а все долги, полагала Танака, скоро будут так или иначе оплачены.
Коротким всплеском маневровой тяги она уронила себя к безупречной поверхности станции и яйцевидному кораблю на ней. Странное было зрелище. Она четко вспомнила родичей этого «яйца» в лаконском гроте. Ей представилось, что после многонедельной охоты она наткнулась наконец на ясный след. Охватившая ее радость была неожиданной и к тому же, несомненно, принадлежала лично ей. Трехо нужна была охотница. Она охотница и есть.
Танака переключилась на канал «Сокола»:
– Говорит полковник Танака. Мы с девочкой на позиции.
Голос Окойе перебивали помехи. Шумновато стало в пространстве колец, когда боги хаоса принялись колотить по стенам.
– Поняла. Начинаем погружение. Приготовьтесь.
Рация замолчала. Танака перепроверила вооружение, подачу воздуха, свое состояние. Девочку потихоньку сносило от нее вправо – чуть-чуть не подогнала скорости.
– Вы хорошо его знаете? – спросила девочка.
– Верховного консула? Встречались несколько раз.
Я из первой волны. С Марса на Лаконию.
– Вы из основателей.
– Да, – согласилась Танака. – Вот это все… я помогала создавать. Он руководил, а работу делали мы. Первую галактическую империю человечества.
– Как вы думаете… – начала девочка и оставила вопрос висеть в воздухе. «Как вы думаете, с ним все хорошо?» «Как вы думаете, у нас получится?» «Как вы думаете, это все не зря?» О чем угодно могла спросить.
Под ними сияла станция. Танака понимала, что это чудится, но сфера словно гудела, передавая к ней звук через вакуум. Может, ее скафандр улавливал какой-то магнитный резонанс и звенел в ответ. А может, мерещилось.
Она проверила показания системы. «Сокол» отслеживал активность станции: энергию, магнитные поля, сейсмическую активность. Данные били как из брандспойта. Разобраться в них Танака не умела. Она окинула взглядом ровную голубую поверхность в поисках хоть чего-нибудь. Вспомнилась картина по мотивам «Старого морехода» Колдриджа. Корабль попал в штиль вблизи земного экватора. Кораблик на картине был маленьким, море – огромным и пустым. Чья это работа? Тернера? Дроу? Драммонд? Она не запомнила. Не нашла тогда в картине ничего особенного. Теперь она лучше понимала художника.
