Николет уехал. Теперь вместо задушевных разговоров я усиленно бегала по бальному залу с утяжелителями в виде платья с корсетом и кринолином. И вроде мир магический, а «аксессуары» тут варварские.
По истечению восьмой недели меня было невозможно узнать! Я скинула около тридцати килограммов! Невозможно? А вот фигли! Были обмороки, были слезы, были истерики в закрытой на ключ комнате, но я выдержала. Правда это всё не только мой тяжёлый труд, а силами Тер Саша килограммы легко уходят, но всё же это была победа. Остался последний рывок, еще двадцать-тридцать кило, — и всё. А потом ежедневные тренировки — отвисшая кожа должна стянуться. У Тер Саша я попросила мазь от растяжек и обвислой кожи, а целитель только рад был пихнуть мне очередное своё творение. Он искренне восхищался мной, да я сама от себя в шоке была!
Я даже предположить не могла, что из того дряблого кусочка тела, получится такая вкусная конфетка! Нэлая была невероятно красивой, я бы назвала её эльфийкой, если бы не большая грудь и человеческие уши. Но весь образ какой-то… Даже не знаю, волшебный, что ли? Не верится, что это я.
За это время я переехала в другую комнату, в моей происходил капитальный ремонт. Еще наведывались портные, который сняли с меня мерки, но я попросила рассчитывать на немного меньший размер. Долго спорили с ними насчёт фасонов (эти люди искусства, кажется, единственные, кто смеет со мной спорить), в конце концов заказали платьев тридцать по нынешней моде, только цвета я забраковала сразу же. Никаких розовых с зеленым, красных с тем же зеленым, канареечных и так далее. Я смогла убедить портного, что к тому времени, как они все это пошьют, мода успеет поменяться, и мы сошлись на базовых тонах. А также мне пошили несколько костюмов для верховой езды сдержанных тонов, семь-восемь повседневных платьев пастельных тонов и тренировочных костюмов из мягкой кожи. С обувью тоже повозились, моя стопа стала уже, а благодаря кремам от Тер Саша, еще и невероятно нежной на ощупь, как и остальная кожа. Сапожки, туфли… Бедный папочка, надеюсь, он не разорится.
Как приятно покупать себе много различной одежды, раньше я не могла позволить себе подобного, даже не из-за финансов — зачем закупаться, если не носишь? Почти всю жизнь я провела в работе…
Самой моей большой гордостью (конечно после стремительной потери веса) было избавление от прыщей. Еще не до конца, но кожа начала принимать ровный оттенок, в некоторых местах ещё были пупырышки, но уже без гноя.
Что странно, у Тера имелись нужные моей коже лекарства, но ранее эта дура Нэлая пренебрегала уважаемым доктором, не доверяя его таланту. Она пользовалась какой-то сомнительной пованивающей косметикой, которую я сразу же выбросила.
В понедельник пятой недели моего похудения, а это был двенадцатый день расцвета, а по-нашему — марта, приехали учителя, с которыми я сразу же раззнакомилась. Этикет, историю и грамматику вела у меня одна женщина, и, вопреки всем россказням, она оказалась очень приятной собеседницей и хорошей преподавательницей, звали ее Тера Магдалея. Географию вёл мужчина лет тридцати, русоволосый и сероглазый, напоминающий мне какого-то актёра, он попросил называть его просто Ратэром. Политологию с двумя иностранными — колденским и раурейским вел Тер Голус, ему было под семьдесят, седой, морщинистый, но прямой, как палка, была отчётливо видна военная выправка. Арифметика велась Тером Лиосом, но, как оказалось, он не много мог меня научить, хотя он пообещал, что чуть позже мы начнём учить прозийский. Кстати, именно в Прозию ездил мой отец с договором. Интересно, договорились ли?..
Таким образом у меня был занят каждый день, кроме субботы и воскресенья — учителям же нужно отдыхать, как-никак.
Из ежедневных предметов были грамматика, история и политология. Этикет (отголоски памяти Нэлаи помогали мне сориентироваться) вместе с арифметикой через день. Колденский по понедельникам и пятницам, раурейский — вторник и среда. Так выходило, что каждый день у меня как минимум три урока. Мы договорились о времени, первый урок был в девять часов утра. Мне так было это только на руку: просыпалась я ежедневно в шесть, кроме воскресенья (ну а что, денёк на поспать), и тренировалась. Скоро потеплеет, на улицу переберусь, эх!
Учителя были приятно удивлены моими познаниями, из самого трудного была грамматика, которая совмещалась с чтением вслух. Прошлая обладательница этого тела совершенно не умела читать, а у меня заплетался язык, читала только по слогам и писала очень коряво. Ну, ничего, это дело практики! Странно, что перо рука не держит, а вот иголкой вышивает только так — целые полотна.
С Тер Лиосом мы скорее не учились, а спорили и обсуждали. Я показала ему, как можно легко складывать, вычитать, делить и умножать в столбик, что привело его в безумный восторг и вызвало ещё больше вопросов. Воспользовалась менделеевским оправданием — сказала, что приснилось. Интересно, в его тело тоже кто-то переселился? Хотя, конечно, вряд ли, тогда бы в его биографии были упоминания о странном поведении.
Жизнь шла размеренно, начинало теплеть. Теперь каждое утро я бегала в замке и вокруг него, изучая, исследуя, привыкая.
А потом вернулся отец, да не с пустыми руками — со сногсшибательными известиями.
Глава 3
Что бы не случилось — верь в себя, верь в жизнь, верь
в завтрашний день, верь во всё, что делаешь, всегда.
Билл Каулитц
Я была на пробежке вокруг замка, когда услышала топот копыт и скрип открывающихся ворот, что означало только одно — папочка приехал! Неслась на звук с удвоенным энтузиазмом, а как только завидела отца сразу прыгнула ему на шею.
— Папочка-а! — да, семья меня размягчила, раньше бы ни в жизнь не визжала. Да и в целом мой характер как-то переменился, я прошлая всегда была насмешливой, очень холодной и боязливой, не хотела никого к себе подпускать, а сейчас… Да уж, странные дела происходят.
— Ая? — ласковое прозвище из уст отца звучало как-то совсем по-особенному и отзывалось чем-то тёплым внутри, он оторвал меня от себя и держал на вытянутых руках.
— Она самая! — его реакция была словно бальзам на душу — не зря так старалась.
— Что?.. Как?.. — на меня смотрели два квадратных, голубых, как и у меня, глаза.
— Усердие, самовнушение…
— Бедненькая моя, — папа снова прижал меня к себе, крепко обняв, и погладил по голове.
— Эй, нет бы похвалить дочку! Я ж старалась так! — внезапная жалость оказалось обидной.
— Зачем же себя так мучить? Ради кого? Мужчин? Но это ведь не стоит того, ты им любая нужна!
— Нет, папочка. Может, мужчинам я и нужна, но они мне — нет. Я ради себя. Ты не представляешь, как ужасно ощущать себя беспомощной, никому не нужной…
— Но у тебя же есть я! — теперь обиженным выглядел он, и я почувствовала себя виноватой.
— Да, у меня есть невероятно красивый, сильный, умный и мужественный папа. А я хочу быть невероятно красивой, сильной умной и совсем не обязательно мужественной дочкой для этого папы! Теперь будем самыми невероятными! Никакая принцесска не может похвастаться таким папой!
