Руки чесались написать письмо Ингу, но я прекрасно понимала, насколько это глупо. Да, можно было бы писать от лица Робао — точнее только от его лица я и могу хоть что-то написать — но я без понятия, какой у Бао был почерк, не знаю, был ли он грамотен или опускал ошибки. На деле оказалось, что я вообще мало знаю о Робао.
Рисковать нельзя.
— Идём?
— Разве у тебя не было здесь дел?
— Не было, — Лей криво улыбнулся. — Просто мне нравится доставать тебя.
Я долго смотрела в наглую пижоновскую морду и просто покачала головой. Кажется, в прошлой жизни я сделала что-то ужасное… Развязала войну? Или убила младенца? Может, храм сожгла?..
Из почтового отделения я вышла первой, причём так быстро, что чуть не была сбита рикшей. Меня дёрнуло назад и прибило к чьему-то телу, возница пролетел мимо, ругаясь.
Подняла голову и уставилась на ноздри Лея. У него такой острый нос, не замечала даже.
— Всё разглядел? — его рука сжимала мою чуть выше локтя. — Ты вроде много ешь, почему твои руки, как палки? Где мышцы?
— Не твоё дело, — я вырвалась из захвата и отскочила.
— Какой грубый. Я тебя спас вообще-то.
— Спасибо, — буркнула и пошла дальше по улице.
А сосед-то на удивление хорошо сложён. Вроде и голова у меня твёрдая, а болит после столкновения с его грудью. Неужели природа так наградила? Везёт же! Ленивый такой, а тело, словно всё время тренировкам посвящает.
Фу, о чём я вообще думаю.
Искоса глянула на Лея, оценивая разворот плеч. В подобном теле силы немеряно должно быть, жаль, что досталось такому остолопу.
— Ещё чуть-чуть, и я подумаю, что ты раздеваешь меня глазами, — смотря на дорогу, бросил Лей.
— Препарирую, — отвела взгляд.
— С какой целью? Надеюсь, гастрономической. Я двадцать два года растил это тело, быть съеденным — прекрасная смерть. Правда, вряд ли ты будешь достоин мяса столь высокого качества, хотя по-соседски могу…
— Ты нормальный? — перебила его. Я в шоке смотрела на Лея в попытке переварить абсурдность его слов. Ой, нет, никакого переваривания…
Неожиданно даже для себя я вдруг рассмеялась. Вейла, какой же идиот у меня сосед.
— Сам решай — нормальный или нет, — Лей пожал плечами и тоже улыбнулся. — Смотри, цветочная лавка. Давай, выбирай цветы своей зазнобе.
— Я слышу в твоём голосе ревность? — я коснулась ближайшего букета кончиками пальцев.
— О чём ты? — повернулась к Лею с некоторым удивлением — его вопрос звучал слишком уж равнодушно, настолько, что я увидела в нём притворство. Неужели моя шутка имеет долю истины?
— Даже не знаю, — прищурилась, но не смогла и дальше играть коварство и улыбнулась, хлопнув его по плечу. — Да расслабься, Сюин, конечно, умница и красавица, но не интересна мне в этом плане. Если хочешь, я не буду ничего ей дарить, сам подаришь.
— О чём ты? — теперь непонимание Лея было искренним.
— Ну, тебе ведь она нравится, да? Не удивлён — вы были бы отличной парой, только тебе надо за ум взяться. Понял?
Лей вдруг расхохотался, да так, что я почувствовала себя неловко. Теперь уже он похлопал меня по плечу.
— Спасибо за совет, братец! Не ожидал от тебя подобной заботы.
— Ну мы всё же соседи, и мне очень на руку будет, если ты станешь хотя бы немного серьёзнее…
— Ну-ну, — Лей хмыкнул и зашёл в цветочную лавку. И что это за «ну-ну» такое?
Цветы мы купили. Причём Лей двести раз уточнил, что не против, если я подарю их Сюин. Это успокоило, было бы очень некрасиво, если бы я сделала подарок чужой возлюбленной. А тут как бы и разрешили, получается.
Переживаю о том, что меня заподозрят в любви к девушке — дожили.
В бар мы пришли, когда остальные уже собрались. Барная стойка была украшена цветами — парни тоже потрудились прийти с гостинцами.
— Самый красивый курсант в мире, — радостно встретила нас Сюин. — Это мне?
— Тебе, — хмыкнула, передавая девушке букет. Она благодарно приняла его, коснувшись моей руки, и смутилась. — Лей помогал выбирать. Почти все букеты отмёл, говорил, что они слишком плохи и не подойдут тебе.
Сюин удивлённо подняла брови и посмотрела на Лея через моё плечо.
— Это моя благодарность за сладости, без них у меня бы началась душевная болезнь, — ещё раз улыбнувшись девушке, поспешила к остальным.
Глава 9
Лей открыл глаза и посмотрел прямо перед собой. Робао снова метался во сне, в последнее время это происходило часто.
Лей встал и подошёл к кровати соседа. Искрутился, да так, что пижама обтягивает тщедушное тело со всех углов, лицо полно страданий — изогнутые брови, губы дрожат, нос сморщен. Одеяло валяется, а дело близится к зиме — такими темпами точно простудится.
Лей вздохнул и укрыл соседа, коснулся его влажного ледяного лба.
— И что тебе снится?.. — пробормотал Лей, рассматривая юношу. От Робао исходила аура таинственности, секрета, что крылся в глубине его огромных глаз, в уголках короткой улыбки и в слишком плавных движениях. Лей, вероятно, был близок к разгадке этой тайны, но что-то держало его, не давая убедиться наверняка. Правда бы точно всё изменила, пусть лучше кроется на задворках сознания, выходя наружу абсурдными теориями.
Например, теориями о наклонностях Робао, которые полукровка сам нередко подтверждал неосторожно брошенными фразами.
Робао не интересуют женщины. Фраза по истине подозрительная, если её озвучивает мужчина. Впрочем, Лей догадывался о чём-то таком, как наверняка догадывались и остальные жители трёх центральных комнат. Они догадывались и о том, что Робао с наследным принцем Бея связывает что-то больше, чем отношения слуги и господина.
Что ж, они были не вправе судить предпочтения полукровки и старались не придавать его странностям особого значения. Робао отличный парень — этого им достаточно.
Но что, если есть что-то глубже, и Лей ищет совсем не там? Что, если ответ кроется в гладкой коже, худых руках и тонкой длинной шее?
Каждый имеет право на тайны, и Лей старался не думать о тайнах соседа. Нет, это не его дело.
Он тяжело вздохнул и вернулся в постель. Он сам плохо спит, ему снится ужасный сон, всегда один и тот же, а потому Лей помнит каждую деталь.
Мама винит его. Она показывает на него пальцем и кричит:
— Неблагодарное отродье!
А он молча слушает. Он виноват. Он не пришёл. Побоялся гнева отца и не покинул школу, хотя мог — мог! — сбежать! И тогда бы он смог поговорить с мамой перед её смертью. Ей бы не пришлось покидать этот мир в полнейшем одиночестве.
Лей перевернулся на другой бок и снова посмотрел на Робао, чей тонкий профиль подчёркивался светом уличного фонаря. Это зрелище смутило Лея, словно что-то табуированное, запрещённое для чужих глаз.
