— Ну, чтобы была видимость дотошной работы.
— При этом, когда Шипулин, например, изымал финифть, которую купил, а потом продал Коваленко, он честь по чести заполнил протокол, указал точные размеры и сюжет каждой иконы на эмали…
— Ну, понятно, это нужно для того, чтобы посадить Коваленко.
— Естественно. А ящики с богатствами Коваленко оказываются в их полном распоряжении. Пока тот в тюрьме, выбирай, что хочешь, притом не торопясь, и продавай… Тот же янтарь, инклюзы можно подменить какой-нибудь дешевкой… Большой кристалл изумруда и бирманский рубин цвета «голубиной крови» доставшийся Коваленко еще от деда, какими-нибудь стекляшками.
— Лихо.
— Слишком даже.
— В смысле?
— Слишком лихо для того же Шипулина. Он мужик, конечно, верченый, ловкий, но, похоже, кто-то ему это дело заказал, кто-то всю эту операцию придумал и исполнителей отыскал… Ну что, Шипулин будет сам камнями и инклюзами торговать? Где? И потом тут выход за границу нужен — там настоящие деньги дадут. К тому же, все эти статьи в газетах, телепередача вчерашняя… Нет, тут другой масштаб нужен. Тут, брат, размах, тут выходы в иные сферы…
— И что же ты будешь делать?
— А что тут делать — раскручивать веревочку дальше, ну и… Шипулина колоть. Пусть скажет, кто ему заказал Коваленко.
Помолчали, оба понимали, что задача это не простая. Тишину прервал звонок телефона. Ольгин взял трубку.
— Да, у меня… А что случилось?.. Понятно…
Он положил трубку, аккуратно, одним пальцем потер лоб. Владимиров, понявший, что искали его, вздохнул:
— Что еще?
— Звонили из Ленинграда. Ночью в камере повесился Шипулин… Владимиров прикусил нижнюю губу.
— Повесился или повесили?
— А вот поедешь и разберешься, — развел руками Ольгин.
— Да что там разбираться! Такие, как он, сами не вешаются.
— Все равно разобраться надо.
Созерцание Зеленого дракона
Н о разбираться со смертью подследственного Шипулина самому Владимирову не пришлось. В тот же день он был включен в группу следователей, выезжавших в одну из горячих точек на юге страны, где шла самая настоящая гражданская война. А ленинградское дело передали другому следователю.
На юге группа застряла надолго, хотя разобраться в кровавой мясорубке было невозможно. А тем более, восстановить там законный порядок. Однажды вечером неимоверно уставший Владимиров включил в гостинице телевизор, чтобы посмотреть новости из Москвы, и вдруг увидел на экране Коваленко. Он рассказывал о своей коллекции янтаря, о том, какими трудами она собиралась. А потом на экране возникли другие узнаваемые лица — жена президента СССР, знаменитый академик, заместитель Генерального прокурора, Ольгин… Диктор торжественным голосом поведал, что ленинградский коллекционер, которому прокуратура помогла вернуть и сохранить уникальные ценности из янтаря, передает их в дар Советскому фонду культуры. Владимиров смотрел на знакомые инклюзы, а за окном вдруг полоснули автоматные очереди…
Вернувшись в Москву, Владимиров с головой ушел в новые дела, одно заковыристее и необычнее другого, и о деле Коваленко он уже вспоминал редко. Государство, в котором он жил, тряслось и трещало по швам, а потом рухнуло на глазах изумленного мира — такая страна обрушилась не в результате войны или глобальной катастрофы, а просто сама собой, не разобравшись в самой себе.
Новая жизнь не была Владимирову по нраву. Он никак не мог в нее вписаться и понять, что происходит. И надолго ли все это… Однако надо было жить, кормить семью и, поколебавшись какое-то время, вскоре после бойни в центре Москвы, когда танки расстреливали парламент, а люди смотрели на это убийство просто как зрители, он из прокуратуры ушел. Перешел на другую сторону баррикад — стал адвокатом. В новой стране шли смертные бои за собственность и денежные потоки, так что работы хватало. Старые связи помогали, и постепенно он оброс солидной клиентурой.
Как-то один из солидных клиентов попросил помочь с деликатным делом — разделом наследства между ним и родной сестрой — уж очень его не любившей. Клиент был родом из Ленинграда, но уже несколько лет жил в Москве. В городе же на Неве, теперь называвшемся Санкт-Петербург, жил его отец, оставивший после себя обширное наследство. Впрочем, относительно денег и акций покойник оставил четкое завещание, а вот относительно коллекции антиквариата и драгоценных камней почему-то распорядиться не успел.
В ночном поезде клиент, выпив чуть ли не бутылку коньяку, сказал Владимирову, что, скорее всего, у старика не хватило духа делить коллекцию. Он собирал ее всю жизнь, в советские времена отказывал себе во всем, семья из-за этого если не голодала, то многих радостей жизни лишилась. Когда клиент окончательно охмелел, он, едва ворочая языком, полушепотом поведал, что сохранить коллекцию отцу удалось, как он догадывается, благодаря хорошим и тщательно законспирированным завязкам с правоохранителями. Ведь они тоже люди.
Владимиров слушал эти пьяные излияния и думал, что сколько он ни встречал в своей следственной практике коллекционеров, все они любили рассказать, на какие жертвы шли ради своего увлечения. Тут, разумеется, вспомнилось дело Коваленко, и он подумал, что любопытно было бы узнать, как у того теперь все сложилось.
В Ленинграде Владимиров, так и не привыкший сразу выговаривать Санкт-Петербург, во время встречи в загородном доме ненавидящих друг друга родственников пробежал глазами список ценностей, которые предстояло делить, и с изумлением увидел знакомые названия. Кристалл бирманского рубина цвета «голубиной крови» весом 35 каратов… Кристалл изумруда высшего качества весом 202 карата… Кристалл темного сапфира весом 90 каратов… Древнекитайский нефрит «Созерцание Зеленого дракона»…
Это были вещи, знакомые Владимирову как раз по делу Коваленко! Часть из них, как жаловался тогда Коваленко, просто пропала вместе с подробной картотекой… Как же она попала к покойному?
Брат и сестра уже готовы были вцепиться друг другу в глотки, и Владимирову с коллегой-адвокатом, представлявшим интересы противной стороны, пришлось их чуть ли не растаскивать. Чтобы как-то успокоить разошедшихся господ, Владимиров рассудительно поведал им следующее. Разделить коллекцию пополам очень сложно. Во-первых, нужно еще раз оценить ее с помощью профессионального эксперта, чтобы отделить подлинные вещи от подделок, которые вполне могут среди них оказаться. Во-вторых, если господа наследники не смогут договориться сами, придется обращаться в суд, а это может привести к нежелательным последствиям…
— Не надо пугать, господин адвокат! — зло процедила сестра. — Какие последствия вы имеете в виду?
— Очень простые. Все коллекции, все ценности имеют свою историю. Причем, часто не самую простую и законную. Поверьте, я знаю, о чем говорю, потому как имел дело с коллекционерами… Так что в суде могут всплыть различные обстоятельства, в результате которых права покойного, а значит, и ваши права на эти вещи могут быть поставлены под сомнение. Что может обернуться соответствующими исками. И потом…
