— Я бы только хотела, чтобы вы знали одну вещь. Про бедных девочек. Их никто не принуждал. Понимаете. Их никто не заставлял, им не выкручивали руки, не угрожали… Они хотели этого сами.
Похоже, она давно хотела выложить все это кому-нибудь:
— Одним деньги были нужны, другим приключений хотелось, красивой жизни… Они что, не знали, что так называемые эскорт-услуги зачастую оборачиваются проституцией? Знали. Им это нравилось. К Даше Трубич очередь стояла, умоляли взять в дело. Если бы все было иначе, Чельцов давно бы лавочку прикрыл. Но они все шли и шли.
— И вам их было не жаль?
— Мне? Их?.. Вы же их видели.
Агеносова вдруг осеклась, словно задохнувшись, махнула рукой и медленно пошла прочь.
«Ничто нас в жизни не сможет вышибить из седла. Такая поговорка у майора была…» Эти слова из давнего советского стихотворения как нельзя лучше подходили к майору Бурову. Но Жогину удалось невозможное. Он смотрел на застывшее лицо Виталика и понимал, как тому тяжело.
— Паш, и как я это скажу дяде Коле? Про Дашу? Что она…
Буров длинно, замысловато выругался. Смотреть на растерянного Виталика было даже как-то странно.
— Ну, во-первых, мы еще не знаем точно, что было на самом деле. Буров криво усмехнулся.
— Паша, это правда. Я чувствую. И ты сам это понимаешь. Эх, дядя Коля!..
— Виталя, помнишь наше последнее дело?
— Какое?
— Там сын убил мать и отца из-за квартиры… Хотелось жить отдельно с молодой женой. Он их, спящих, забил гантелью.
— Ну, помню, а при чем тут это?
— Там была его бабушка — мать убитой. На суде, хотя все было доказано, она сказала, что все это неправда, ее внука оклеветали, этого просто не могло быть. Она просто отказалась верить в то, что ее внук убил ее дочь. Потому что с этим нельзя жить.
— Ты это к чему?
— Дядя Коля тоже имеет право не верить в то, что было с Дашей.
Буров прошелся по кабинету, сокрушенно качая головой.
— Нет, он не такой, он не сможет.
— А ты ему помоги.
— В смысле? — не понял Виталий.
— Ему можно сказать, что есть сомнения, что доказательств прямых нет… Он уцепится за это. Это будет то, что называется святой ложью.
Некоторое время Буров обдумывал услышанное. Надо сказать, психологические тонкости и тайны подсознания — не его профиль. Виталий был специалистом в других областях. Наконец он мотнул головой и жестко сказал:
— Все равно надо найти тех, кто это сделал. Найти и наказать. Пора брать этого гада Чельцова и колоть.
— Не спеши, — попытался успокоить его Жогин. — Я не думаю, что Чельцов способен убирать людей, тем более собственных студенток.
— Что ты хочешь сказать?
— Кто-то за ним стоит. Надо искать этих злодеев.
Господин Чельцов был в институте персоной весьма заметной. Появившись в должности преподавателя, очень быстро выдвинулся на первые роли, убедил ректора в необходимости специально под него создать должность проректора по международным связям и очень скоро замкнул на себя всю деятельность с зарубежными партнерами и фирмами. Поездки за рубеж, гранты, стажировки — все было в его руках. Перед ним заискивали, его благосклонности искали как преподаватели, так и студенты.
Жогин подумал, что стоило бы перед походом к Чельцову поговорить о нем с Апраксиной. Подумал, а потом понял, что на самом-то деле вовсе не Чельцов его интересует, что это все только предлог, повод, чтобы увидеть ее, что-то сказать и услышать в ответ… В общем, все было ясно — эта женщина его зацепила, его к ней тянет. Насколько сильно, еще предстоит разобраться.
Разговор с Апраксиной получился какой-то рваный, скомканный и не то чтобы бесполезный, но и мало что открывший. Ну да, Чельцов в последние годы превратился в весьма значительную фигуру, ректор попал под его влияние, но это объяснимо — институт постоянно нуждается в средствах, и именно Чельцов их приносит. С ним связаны проекты, спонсоры, связи с заграницей. Сам Чельцов, конечно, личность малоприятная, но не до отвращения, мог быть и куда хуже, ему бы все равно все простилось.
Апраксина выглядела рассеянной, все время отводила глаза и, судя по всему, была занята какими-то своими проблемами. Будь Жогин помоложе, он мог бы и обидеться, расстроиться, но опыт общения с женщинами подсказывал ему другое объяснение — она прислушивается к себе, тоже пытается понять, что между ними происходит, складывается, движется или ничего нет и быть не может. В принципе женщине достаточно пары минут, чтобы понять — с этим человеком у нее может случиться все… А еще она не хочет, чтобы он догадался, о чем она про себя думает.
За столом Агеносовой в приемной проректора по международным связям сидела незнакомая Жогину студентка. Этакая Перепелкина номер два. Оказалось, Агеносова заболела. А Чельцов на месте.
Студентка кокетливо улыбнулась Жогину, и он невольно подумал, не была ли и она из тех, кто стоял в очереди к Даше Трубич, томясь от желания попробовать запретные плоды тайком от родителей.
Кабинет Чельцова был увешан рамками, обрамлявшими бесконечное количество дипломов, лицензий, договоров, фотографий почетных и влиятельных гостей и партнеров. Сам он, довольно молодой еще мужик в дорогом костюме, что-то утомленно говорил по телефону. Кивнул на кресло перед его столом и помахал свободной рукой, давая понять, что разговор уже скоро закончится.
Жогин сел и внимательно, уже как пациента, с которым предстоит основательно поработать, оглядел господина проректора. Внешний осмотр особых сложностей вроде бы не сулил. Да, вполне себе уверенный и ухоженный на первый взгляд господин. Но очень маленький, как бы сморщенный, убегающий назад подбородок принято считать свидетельством боязни общения с окружающими. Кроме того, это могло говорить еще и о страхе попасть под чье-то влияние. Правда, полагаться только на один подбородок Чельцова вряд ли так уж стоило. Все-таки нелегальная деятельность сего господина была достаточно дерзкой, и рассчитывать на то, что он начнет сразу «колоться», не приходилось.
— Валентин Константинович, рад вашему визиту! — как всякий деятель западной ориентации, Чельцов улыбался широко, хоть и неискренне. — Я слышал, дела у вас пошли нормально, студенты к вам тянутся. Надеюсь, вы у нас надолго останетесь. Не представляете, как нам нужны молодые, современные, энергичные люди. С чем пожаловали? Может, у вас есть какой-то интересный, как сейчас говорят, проект? А то у нас, увы, с инициативой, а тем более инициативой интересной, очень туго…
— Да, знаете, я действительно с проектом, — так же широко улыбнулся Жогин.
— Слушаю вас.
— Знаете, я, как человек старающийся быть современным, хочу предложить вам для ознакомления один документ… А потом обсудим. Хорошо?
— Отлично! Давайте ваш бизнес-план. Я надеюсь, это именно бизнес-план?
