Максим ничего не ответил. Но обидно было сильно. Потом нашел, что спросить:
— А если оскорблять будут, унижать?
— Запомни: дурак тебя оскорбить не может. Никогда. Оскорбления дурака — это дерьмо на асфальте. Ты же не лезешь в него руками? Ты просто обходишь его стороной. И потом, кто тебя оскорбил? Этот здоровенный придурок? Да он про тебя знать не знал!
— Он мою девушку оскорбил! — краснея, пробурчал Максим. Этой темы они с отцом еще никогда не касались.
— Ах, вот оно что! Ну, давай разбираться. Во-первых, почему ты решил, что эта девушка твоя? Я был в школе…
— Зачем? — в отчаянии спросил он. Мысль, что отец был в школе, своим обычным насмешливым взглядом изучал ее!..
— Меня попросил приехать ваш директор. Сам я, кстати, не собирался. Я видел эту Катю. Она не твоя девушка. Она вообще не из тех, за кого стоит драться. Совсем не тот случай. А вот с твоим соперником она как раз пара. Они стоят друг друга. А тебе между ними делать нечего — ты там лишний. Вы с ней разные люди, и никогда ничего серьезного между вами не будет. И не было.
Ужас был в том, что отец был прав, и он высказывал мысли, которые и ему самому иной раз приходили в голову, однако Максим боялся в них всерьез углубиться. И все-таки было страшно обидно. Твои самые тайные мысли, в которых даже боишься себе признаться, выкладывают на всеобщее осмеяние!
— Во-вторых, ты уверен, что он ее тогда оскорбил? — безжалостно продолжал отец. — А я думаю, она тебе просто наврала. С не очень умными женщинами такое часто бывает. И на самом деле ей, скорее всего, нравится, когда он тискает ее в углах. А вполне возможно, не только тискает, — безжалостно закончил отец.
Максим чуть не задохнулся, поняв, что он имеет в виду.
— И, в-третьих, то, с чего мы начали. Ты сам полез в драку, не имея шансов победить. Что очевидная глупость. Мало того, ты даже не задумался, что тебе это даст? Кроме сотрясения мозга, ты не получил ничего. В школе мне сказали, что Катя, эта якобы твоя девушка, с ним как встречалась, так и встречается… Кажется, это так называется.
И тут Максим, все дни болезни смаковавший упоительные детали встречи с потрясенной его героизмом подругой, окончательно скис. Отец оказался прав в каждом слове. И это сразу выяснилось, как только он вернулся в школу. Они только посмотрели друг на друга, и стало ясно, что он подставлял свою голову под грязные кулачища Гака вполне напрасно. И сегодня, когда прошло уже много лет, он бы ничуть не удивился, если бы узнал, что Катя давно уже носит удивительную фамилию Гак…
1994 г.
Спящая красавица
Перестав быть «государевым человеком», то есть уволившись из прокуратуры по собственному желанию, Корсавин осваивался в новой, вольной жизни, где не надо было никого вычислять, раскалывать, припирать к стене, выводить на чистую воду. Правда, его постоянно пытались вернуть в старую, прокурорско-следственную, жизнь друзья и знакомые, которым постоянно требовались то помощь, то содействие в решении всевозможных щекотливых и тревожных дел, на которые столь богата современная действительность. Похоже, они видели в нем какое-то подобие Шерлока Холмса, способного выручить в любой житейской истории. И никак не хотели понимать, что по нынешним временам героическим одиночкам по силам «решать вопросы» только в кино. А в жизни действуют такие силы и организации — от преступных до вполне легальных, типа служб безопасности, — рядом с которыми шайка профессора Мориарти просто сборище балбесов.
Но порой деваться было некуда и приходилось встревать в какие-то странные истории. Так было и на сей раз. Позвонила Вера Алексеевна, мать старого школьного приятеля Артема, и попросила встретиться с ее лечащим врачом Леонидом Яковлевичем Гринем. Зачем? Судя по всему, Леониду Яковлевичу кто-то угрожает. И, вообще, в частной клинике, где она лежит, может что-то случиться. Гринь чудный доктор, но очень нервный и нерешительный человек. Он скрывает свои страхи и ни за что не пойдет в милицию. Но Корсавину он может все рассказать. Почему вдруг? Во-первых, потому что она его доктору рекомендовала. А во-вторых, как выразилась Вера Алексеевна, «вы внушаете людям доверие, у вас есть такая способность».
Никакой радости по этому поводу Корсавин не испытал. Но деваться было некуда. Он отправился в клинику, твердо решив убедить впечатлительного врача обратиться в милицию. Мало ли какие страсти могли полыхать вокруг частной клиники по нынешним временам! Там могла идти заурядная борьба за недвижимость, потому что клиника, как рассказала Вера Алексеевна, представляла собой весьма лакомый кусок — старинная усадьба чуть ли не в центре Москвы. А могла быть спекуляция лекарствами или незаконная торговля наркотическими препаратами, которых немало должно было проходить через клинику согласно ее профилю.
Клиника действительно производила впечатление — берег Яузы, трехэтажный хозяйский дом с колоннами, два одноэтажных просторных флигеля, парк, спускающийся прямо к реке… Вера Алексеевна ждала его в холле, подхватила под руку и повела в кабинет доктора. По дороге рассказала, что он сегодня взволнован больше обычного, потому что Леночке Синдеевой стало хуже. Бедняжка лежит столько времени в коме — и никаких признаков улучшения. А вообще-то, ее девичья фамилия Субботина, она дочь несчастного академика Субботина, да-да, того самого…
Память тут же профессионально подсказала: два года назад в собственной машине были взорваны академик, директор НИИ океанологии Юрий Субботин, и его зять, адвокат Синдеев… Делом занимался другой следователь, а вот оперативное сопровождение осуществлял Сережа Ворошилов. Поэтому Корсавин был, что называется, в курсе раскладов. Ясно было, что академика Субботина убили из-за огромного здания института, которое он не хотел уступать даже в аренду многочисленным доброжелателям. Заказчика покушения не нашли, хотя после смерти академика, его заместитель тут же запустил в здание орду арендаторов. Естественно, за серьезный откат. История была банальная. Зять академика, очевидно, погиб случайно, только потому, что оказался в той же машине. Как рассказал Ворошилов, погибнуть могла и дочь академика, но она задержалась в квартире и вышла на улицу чуть позже отца и мужа. Вышла, чтобы увидеть своими глазами, как взлетает на воздух машина, в которой они находились…
Гибель отца и мужа Синдеева-Субботина перенесла очень тяжело. У нее случился микроинсульт, оказалась повреждена психика, ее долго мучили головные боли и тяжелые приступы ужаса и необъяснимого, но непреодолимого страха. Врачи сделали, что могли, выписали ее практически здоровой, но любое сильное потрясение могло сказаться самым непоправимым образом. К тому же, она оказалась абсолютно одинока. Ее мать умерла много лет назад, детей у них с адвокатом Синдеевым не было, а родители погибшего мужа, ослепленные горем, почему-то стали видеть в ней чуть ли не виновницу случившегося. Мысль, что их сын погиб, а она осталась жива, оказалась для них совершенно непереносимой. По их разумению, она должна была погибнуть вместе с мужем…
Все это вспомнилось моментально. Судя по тому, что Синдеева лежит в коме, случился какой-то рецидив болезни, ужас происшедшего вернулся к ней.
