Карниз выходил на площадку, больше похожую на сад, заставленный огромными кадками с растущими в них деревьями. Перемахнув через парапет, Мореев пополз между ними…
Обнаружив двух вооруженных людей, он затаился и стал наблюдать за ними.
Вероятно, увидев что-то интересное, один из них громко позвал товарища и, не дожидаясь, когда он подойдет, свесил голову с парапета. Не успел тот сделать и нескольких шагов, как в его горло воткнулся нож, брошенный Мореевым… Подойдя к смотрящему с парапета, капитан положил руку на его плечо, и, когда тот повернулся, он увидел перед собой незнакомого человека в палестинской форме. Выхватив из его рукава гранату, он дернул за чеку. Так, с гранатой в руке, незнакомец перелетел через парапет и скрылся в горящем пекле улицы…
У конца чердачного марша Мореев наткнулся на Каткова и Найдина.
— Надыров всех вытурил с чердака на крышу, — сообщил Катков, зажимая рукой окровавленный бок. — Нас к тебе послал, на всякий случай…
— На крышу еще выходы есть? — спросил Мореев.
— Есть, но все они блокированы палестинцами и нашими мужиками! — ответил Силин.
— Ну, тогда пойдем доигрывать «Вальс Мендельсона»! — усмехнулся Мореев и решительно шагнул в проем чердака.
Оглядевшись среди горящих чердачных перекрытий, он подошел к вентиляционной шахте и, осмотрев ее, обратился к Найдину:
— Громыхала, дай пару громыхалок!.. Тот протянул две «лимонки».
— Укройтесь, мужики! — приказал Мореев и, подождав, пока они скроются за дверным проемом, бросил к стене шахты гранату.
Ее взрывом из стены вырвало кусок, в образовавшемся проеме стала видна ведущая вверх металлическая лестница.
— Как громыхнет на крыше, так сразу выскакивайте! — бросил бойцам Мореев и первым полез по лестнице вверх.
На крыше, укрывшись за бетонным кубом лифтовой шахты, топтались трое с «узи». Они держали под прицелом чердачные выходы. Но Мореев появился на выходе из вентиляционного люка за их спинами.
Взрывом «лимонки» двоих отбросило друг от друга. Сразу же после отгремевшего взрыва в чердачном проеме появились Найдин и Катков, а с другой стороны вывалилась орава кричащих палестинцев.
Третий из парней с «узи», оставшийся невредимым, оценив обстановку, с тоскливым и протяжным криком бросился через парапет вниз…
Заглянув за одну из лифтовых шахт, Катков жестом подозвал Мореева. У бетонного куба склонилась над рацией одинокая фигурка, одетая в желтую майку с изображением Микки Мауса на спине, белые джинсы и кроссовки.
— «Пианист»! — прошептал Катков, хватаясь за нож.
Мореев приложил к губам палец и незаметно подкрался к «пианисту». Что-то прокричав в микрофон передатчика, тот поднялся и вздрогнул, ощутив на шее лезвие ножа. Капитан развернул его и замер от неожиданности. Перед ним стояла хрупкая, тоненькая девушка, почти подросток. Опустив тонкие обнаженные руки, она смотрела мимо Максима на горящий город, и в ее миндалевидных глазах отражалось пламя пожаров на фоне зловещего закатного неба.
— Господи, дочь Давидова, тебя же расстреляют! — воскликнул по-английски Мореев, пытаясь заслонить девушку от набежавших, рвущихся к ней солдат-палестинцев.
Девушка передернула плечами, откинула со лба прядь коротко стриженных волос и, не удостоив Максима взглядом, ответила также по-английски:
— Сладко умереть за Родину…
— Что? — вырвалось у Мореева по-русски.
При звуках русской речи голубая жилка на тонкой, открытой шее девушки начала пульсировать сильнее, и вдруг она повторила на чистейшем русском языке:
— Сладко умереть за Родину…
— Ни фига себе! Ты русская, что ли? — вытаращил на девушку глаза Найдин.
Она не ответила, лишь печальная улыбка искривила уголки ее по-детски припухлых губ.
Руслан склонился к Максиму и прошептал ему на ухо:
— Палестинцы требуют отдать девчонку им…
Мореев круто развернулся и, положив руки на автомат, в упор посмотрел на галдящих, точно стая ворон, палестинцев. Рядом с ним встали плечом к плечу Катков, Надыров, Сибаев, Найдин, Чирков, Лосев. Под их взглядами палестинцы стушевались.
В окружении архаровцев Мореева девушка отрешенно спустилась по лестничным маршам вниз мимо горящих коридоров, офисов и квартир. На одной из лестничных площадок среди обугленных трупов сидели и лежали раненые: старики, женщины, дети.
Мореев повернулся к идущим позади палестинцам:
— Помогите раненым, а пленную доставим мы!
Один из палестинцев, по-видимому старший, вскинул ладонь к каске:
— Слушаюсь, господин капитан!
Едва они вышли из подъезда дома, как меж горящих домов в небе появились черные силуэты «Фантомов».
— Славяне, мордой в землю! — крикнул Мореев и завалил «пианистку» на асфальт.
Когда пронеслась взрывная волна и перестали падать куски железа, асфальта и бетона, он помог девушке подняться и показал на виднеющийся между двумя многоэтажными зданиями кусок горящей улицы, по которой только что прокатился огненный смерч.
— Уходи! — коротко обронил Мореев.
Она непонимающе посмотрела на него.
— Блин! — рявкнул Катков. — Уходи, сопля зеленая!.. Затыришься среди местных…
Девушка смотрела на горящую, захлебывающуюся болью улицу, а потом по-русски спросила, глядя Максу прямо в глаза:
— Туда?..
— Туда — к ним! — показав на улицу, жестко произнес он и уже более дружелюбно добавил: — И пусть хранит тебя твой еврейский бог!..
Печальная улыбка снова тронула уголки ее губ, и, удостоив Мореева долгим взглядом своих бархатных карих глаз, девушка медленно пошла к просвету между домами.
Максим и архаровцы молча смотрели ей вслед. Сколько таких бархатных темных глаз видел он на родине в шумном и жарком южном городе, где уже не был столько лет…
А в створе горящих домов вдруг снова возник какой-то шальной «Фантом».
— Ложись! — заорал Мореев, услышав уже до тошноты знакомый, леденящий кровь свист приближающихся ракет.
Между зданиями прокатился огненный вал. Вздыбилась и содрогнулась земля, некоторое время продолжая дрожать крупной дрожью, и долго еще сыпались с неба камни и горящие головешки.
Приподняв голову после прошедшего огненного смерча, Максим и посмотрел в чрево огнедышащих кварталов, где только что скрылась женская фигурка в желтой майке с мордочкой Микки Мауса на спине. Остаться там в живых было просто невозможно. «Сладко умереть за Родину», — вспомнил он непреклонный девичий голосок.
Но в какой-то момент ему вдруг показалось, что острый луч закатного солнца обрисовал в дыму тонкую фигурку в желтой маечке, а потом она будто растворилась в его золотом сиянии…
