– Открой-ка!
Макс открыл.
– Налей-ка!
– Ну уж это вы сами! – наконец решился дать отпор хозяин комнаты, кровати и шампанского, не находя глазами ни одной чистой чашки или стакана.
Котлярский удивлённо посмотрел на незнакомца, ничего не сказал и приложился прямо к бутылке. А когда выпил половину, смачно отрыгнул, повернулся на другой бок и мерно засопел. Макс постучал к Ромке.
– Это кто? – спросил он, когда тот открыл.
– А-а, это шеф…
– Какой шеф?
– Какая разница. Ты чё в такую рань?
– Самолёт так прилетел.
– Слушай, перекантуйся где-нибудь.
– Да где ж я перекантуюсь?
– Ну хочешь, я тебя к Веронике отведу?
– К какой Веронике?
– У которой четвёртый номер стоячий.
– У меня Наташа…
– Вот ты зануда! Шеф, просыпайся! Хозяин приехал.
– Какой хозяин?
– Неважно. Пошли к Веронике.
Олег молча встал, захватил со стола недопитую бутылку, прижал её к груди и как сомнамбула поплёлся за Ромкой, благо одеваться ему не требовалось. Через два дня он уехал в Питер…
* * *
Деньги деньгами, но главным в его жизни всё-таки оставались женщины. Ромка мог ехать на ответственные переговоры, увидеть в окно машины стройные ножки, едва касающиеся тонкими каблучками грязного московского асфальта, и пропасть до завтра. Девушки его любили. А он их…
Восемь утра. Ромка спускается позавтракать в студенческую столовую, слегка опухший и небритый. Опа!
– «Привет, чудесное созданье! Какой судьбой занесено ты в этот угол мирозданья, где пресно без тебя вино?..» Или лучше: «Где скучно без тебя кино…» Ты как считаешь?
– А ты смешной…
Через пару часов они уже вместе спускаются позавтракать, потому что тогда не успели. Потом она бежит на пару – довольно двух пропущенных, домашние девушки трепетно относятся к учёбе и к тому, что надеть на первое свидание. Но бывают исключения, и Ромка – одно из них.
Он же не спеша плотно завтракает. А когда выходит из столовой – нет, ну это надо видеть!
– Девушка, извините! Я понимаю, что звучит банально, но вы – обворожительны! Кстати, Рома. А банальность – это всего лишь избитая правда!
– Лена. Очень приятно. Это не вас я видела с девушкой только что?
– А-а-а, это однокурсница. Конспекты забрала.
– Симпатичная однокурсница…
– Да. Кстати, у меня в комнате есть коллекция экзотических бабочек. Хотите посмотреть?
– В какой комнате?
– А вот прямо здесь, в зоне Д. Во-он те окна видите?
– У вас своя комната в ГЗ?
– Даже отдельный блок.
– Разве у студента может быть отдельная комната?
– Ну, вообще-то, если честно, я аспирант.
– А факультет какой?
– Экономический.
– Правда?! А я не поступила на экономический. По конкурсу не прошла. До сих пор завидую всем экономистам.
– А на каком учишься?
– На почвоведении.
– Ну, это почти одно и то же! – Они оба рассмеялись. – Тогда тебе интересно будет посмотреть на редких экономических бабочек.
– То есть ты только что расстался с девушкой, которая смотрела на тебя совсем не как на просто однокурсника, знакомишься со мной и через минуту предлагаешь пойти к тебе в комнату?
– А ещё я вышиваю крестиком…
– Ну и нахал! Даже интересно. Пошли посмотрим бабочек, но только ненадолго…
Никаких бабочек не было. Да и откуда им взяться? Потом они спустились и пообедали вместе. И Лена убежала, чмокнув Ромку в щёку на прощанье – иногда даже правильные девочки делают неправильные вещи. Он же сидел и по обыкновению отдувался после мощного обеда. Хвостик заварного эклера, кажется, торчал из гортани, как рыбий хвост из зоба пеликана, глаза оказались чуть навыкате, на душе – приязнь к миру… Взгляд вяло блуждал по огромному, сталинского ампира залу, чуть задерживаясь на затейливых бронзовых люстрах, перескакивая на дубовые, в два человеческих роста двери, и вдруг – опять это «и вдруг!» – нечто немыслимое, изящно прикрытое невесомой тканью, совершенное по исполнению… Женщины – редкие мастерицы прикрыть так, что и открывать не требуется – воображение дорисует. Сама – ничего особенного – училка начальной школы, с пучком и ни грамма косметики. Но грудь! Нет, это выше его представлений о прекрасном! Он обязан хотя бы попытаться, иначе не простит себе потом.
– Простите, не знаете, как пройти к библиотеке?
– В два часа ночи? – Непроизвольные улыбки. Ничто так не сближает, как совместное цитирование из любимых фильмов.
– Там ещё прозвучало «идиот»!
– Ну, в данном контексте это неуместно.
– Рома…
– Лиза…
Бывает же такой фарт – и Лиза тоже оказалась в Ромкиной комнате спустя каких-то пятнадцать минут. Видно, звёзды сошлись. Потом они лежали на узкой неудобной кровати, и Ромку тянуло в сон – обильный обед и последующая бурная активность не прошли даром. Лиза непрерывно щебетала:
– У меня муж – физик, тоже аспирант. Так вот он всегда говорит… – Что говорит муж – объелся груш, миновало Ромкино сознание. – Ты что, спишь?
– Нет!
– Ну да – нет! Ты даже всхрапнул.
– Извини.
– Как тебе мой бюстик? – И она приподнялась на локте, бюстик заколыхался.
Слово «бюстик» его покоробило и сразу низвело совершенное творение природы до блестящей лысины вождя мирового пролетариата. Удивительно устроен мужской организм – ещё час назад он готов был бежать за ней, высунув язык, на край света. А вот познакомился с предметом вожделения поближе, познал, так сказать, реальность, данную в ощущениях, и уже хочется, чтобы Лиза поспешила, что ли, домой – ужин готовить мужу-физику Нет, в процессе, конечно, «витчуваешь, маешь вещь!», как изящно выразился бы сверхсрочник Парасюк, но «бюстик»…
– Извини, мне пора на тренировку.
– Ой, а ты меня проводишь?
– Конечно!
Когда они прощались на ступеньках ГЗ, Лиза произнесла полушёпотом, указывая на сутулого кренделя в очках:
– А это мой муж… – И поцеловала Ромку в губы, откровенно прижавшись к нему своим бюстиком. Крендель смотрел прямо на них. Ромка съёжился в замешательстве, пытаясь стать по возможности маленьким и незаметным. – Не бойся, дурачок, у него зрение минус девять. Мы для него одно большое неясное пятно… Пока! – И, легко отделившись, упорхнула к сутулому человеку в очках, беспомощно вглядывающемуся в большие неясные пятна.
