– Быстро эту суку одеваете и на х… отсюда! Или бошки расколю! – Ромка орал, выкатывая глаза и брызжа слюной. Ногой он пнул консервную банку, и чёрная клякса расползлась по стене. Бывший хозяин начал бессмысленно суетиться, а его дружок, несмотря на выражение ужаса на лице, тем не менее принялся счищать чёрную слизь со стены и прятать прямо в карман куртки…
Всё произошло небыстро. Им самим пришлось искать одежду и одевать пришедшую в себя сучку, которую била крупная дрожь. Когда Ромка попытался натянуть ей рваные колготки на худые, белые до синевы ноги, она с диким хохотом широко их раздвинула и выставила свою кучерявую сущность прямо ему в лицо. К собственному удивлению, он даже испытал что-то вроде возбуждения, но быстро подавил в себе это неуместное чувство, засунул колготки в карман её пальто с цигейковым воротником и натянул ей сапоги на голые ноги. Она неожиданно размякла и больше не сопротивлялась. Вообще Ромка успел заметить, что настроение членов этой компашки стремительно менялось. Парень с разбитым носом, например, придя в себя, даже не посмотрел на Ромку с Серёгой, а лишь устало спросил приятеля: «У тебя?» Тот кивнул, и они молча вышли из квартиры. Бывший хозяин попытался выскользнуть за ними, но Серёга поймал его за рукав:
– Не спеши, мамзель свою захвати…
– Я её не знаю! – вдруг истерично заорал до того тихий пассажир, и Ромка без видимой необходимости зачем-то засадил ему по печени. Тот сжался и заскулил… Девица неожиданно внятно произнесла: «Тварь, фашист!» – с ненавистью посмотрела на Ромку и принялась гладить парнишку по волосам. А потом с силой приподняла и, закинув безвольную руку себе на плечо, повела его на выход. В дверях обернулась и прошипела, глядя на Серёгу:
– А ты, хомяк, беги прививку делать…
– От чего? – растерялся Серёга.
– От бешенства! – И захохотала так, что эхо прокатилось по подъезду…
У Ромки было ощущение, будто искупался в дерьме. Он совсем не понравился себе в случившейся ситуации и, хотя не мог объяснить, что именно сделал неправильно, испытывал досаду и стыд. Серёге тоже было не по себе. Он бурчал под нос, прилаживая дверь на место: «На бешенство… А вдруг СПИД?..»
В этот момент как-то осторожно открылась соседская дверь напротив и выглянул мужик средних лет, в трениках, майке-алкоголичке и шлёпанцах на босу ногу:
– А вы кто?
– Я ваш новый сосед… – отвечал Ромка подчёркнуто вежливо.
– А документики имеются?
Может, в другой ситуации он и послал бы мужика, но сейчас отвечал миролюбиво:
– Да, конечно. Вот, пожалуйста… – он протянул договор.
– А паспорт? – не унимался мужик.
Ромка молча протянул паспорт. Сейчас он был непривычно смирным и покладистым. Мужик внимательно просмотрел договор, как-то профессионально сличил его физиономию с паспортом и лишь затем с едва уловимым сожалением протянул документы обратно. Кажется, он был разочарован тем, что всё в порядке.
– А я, между прочим, местный участковый. Пал Андреич Смирнов, капитан милиции…
Ромка невольно ещё раз пробежал взглядом по треникам и майке не первой свежести. Капитан это заметил:
– Сегодня выходной… Ну что ж, поздравляю… Очень рад, что у нас на площадке наконец-то будет порядок…
– А чё ж вы их раньше не приструнили? Тут, наверное, такие концерты устраивали…
– Да пытался, сколько раз пытался, но их же целая банда, наркоманов этих. Ничё не боятся. Да ещё сучка эта несовершеннолетняя, ей шестнадцать лет, ничего сделать невозможно. А у меня же двое маленьких, страшно, когда жена одна с ними гуляет…
– Да уж!
Ромке показалось, что участковый рассчитывал прибрать квартирку к рукам…
* * *
Проект с соками шёл тяжело, и в какой-то момент Ромка почувствовал, что и Олег и Виктор начали терять к нему интерес. Постоянно звонил Иванов, видно было, что он тоже чувствует засаду и волнуется:
– Рома, я уже крышу заканчиваю поднимать, как там твои, не соскочат?
– Не волнуйся, Саш, не дам соскочить…
Он уже несколько раз побывал в Мичуринске и только укрепился во мнении, что с Сашкой можно в огонь и в воду. Поэтому, используя всё своё влияние на Олега, Ромка добился, чтобы тот перевёл шведам задаток – шестьдесят тысяч долларов, что составляло десять процентов от стоимости линии. После этого он успокоился.
Но тут возникла новая проблема – его должник Лукаш перестал платить проценты, отговариваясь какой-то ерундой. Поскольку Ромка, наученный горьким опытом, сразу предвидел худший вариант, что чех вообще не рассчитается, он сильно напрягся. Ситуация осложнялась тем, что Лукаш был другом Олега и к нему нельзя было применить обычные методы вразумления. Ромка переживал и ломал голову, что делать.
Но даже не лучшее психологическое состояние не могло помешать базовой мужской функции – продуктивному и всестороннему общению с противоположным полом. Он по-прежнему знакомился с девушками в любых местах и при любых обстоятельствах. Так, его знакомство с одной симпатичной студенткой по имени Таня произошло следующим необычным образом. Стоя в очереди в профессорскую столовую в Главном здании МГУ, он любовался стройной длинноногой брюнеткой с причёской каре. Ромка видел её не первый раз, но всегда с парнем. И парень был высокий и симпатичный. Прежде ему и в голову не приходило предпринимать какие-либо действия, и он лишь тихонько вздыхал про себя: «Везёт же некоторым…» Но в этот раз что-то было не так. А именно – она смотрела на него. Смотрела пристально и не отводила взгляд… Он улыбнулся, она не ответила, но продолжала смотреть. «Действуй, чёрт возьми! Что ты теряешь?» – мысль не новая, но остающаяся актуальной сквозь столетия. Он написал на клочке бумажки номер своей комнаты и, проходя мимо, засунул ей в задний карман джинсов. Почувствовал, как напряглась круглая аккуратная попка. Она промолчала. «Хороший знак…» – подумал он и тут же забыл этот случай в круговерти дел и событий.
А через пару дней в дверь постучали, и было это в 8:15 утра… Ромка сладко спал и не собирался открывать. Тогда дверь открылась сама.
– Привет! – на пороге стояла брюнетка. – Я Таня…
– Рома… – он ещё не проснулся толком, у него имелся обычный утренний стояк, и, видимо, это было заметно под лёгким одеялом.
Таня как-то естественно, по-свойски зашла, закрыла за собой дверь, бегло осмотрела спартанскую обстановку комнаты и принялась молча раздеваться. Раздевшись, она нырнула к нему под одеяло.
– Какой ты тёплый…
Он неуверенно попытался её поцеловать, она мягко отстранилась и принялась медленно опускаться вниз, проводя губами по его груди, животу, бёдрам… Вот её тонкая прохладная кисть обхватила его напряжённый стержень, от чего он, кажется, ещё больше раскалился, а вот мягкие губы сомкнулись на раздувшейся головке…
«И как он там помещается?» – посетила его неуместная мысль. Впрочем, на этом мысли и закончились. Таня оказалась большой мастерицей по части только входящей в моду после советского пуританства французской любви. Сделав своё дело и доведя Ромку сначала до исступления, потом до опустошения, а потом и до изнеможения, Таня выбралась из-под одеяла и начала деловито одеваться.
