– Я не могу назвать сумму, это не мои деньги. Пусть хозяин называет, если хочет…
– Я тебя спрашиваю…
– Я не буду называть сумму.
– Послушай, Рома, тебе Москва со спичечный коробок покажется, если ты хоть раз мне соврёшь…
– Я вам не вру и не собираюсь врать.
– Что ты делал, чтобы сохранить его деньги? – Вор небрежным движением головы указал на Олега, который сидел бледный и подавленный. Похоже, он осознал, что события развиваются не по тому сценарию…
– Я рассматривал проекты, которые Олегу предлагали его знакомые, и отказывал этим людям, потому что они все были проходимцами. Сам Олег не хотел этим заниматься. Когда Олега не было в стране, я хранил деньги и…
– О каких деньгах ты говоришь? – резко перебил вор, от его мягкости не осталось и следа…
– Я вам уже сказал, я не могу называть сумму, потому что это касается другого человека.
– Рома, не заставляй меня делать то, что я не хочу… – При этих словах вора торпеда привстал с подоконника и сунул руку за отворот чёрной кожанки. На улице было жарко, но он был в кожаной куртке…
Ромка молчал. Он перевёл взгляд вниз и тупо рассматривал носки ботинок. Он боялся смотреть вору в глаза, понимал, что это заметно, но ничего не мог с собой поделать. В животе было нехорошо, он с трудом сдерживал дрожь…
– Всё. Иди…
Ему показалось, что он ослышался…
Часть III
Наступило лето. Ромка был свободен и счастлив. Он закончил ремонт в квартире и частично её обставил. Оставалось отдать долги и решить, чем заниматься дальше. Он снова находился на перепутье…
Годовая эпопея с Олегом завершилась по взаимной договорённости. Он вспомнил, как это было.
– Всё. Иди…
Ему показалось, что он ослышался. Ромка поднял глаза на вора. Тот мельком на него взглянул и перевёл взгляд в окно, где за забором трубил слон. Торпеда снова уселся на подоконник. Он вышел, аккуратно притворив за собой дверь. Вернулся в свой кабинет, ничего не ответив на вопросительный взгляд секретарши. Принялся бездумно играть в тетрис…
Минут через двадцать зашёл Олег.
– Можайский, сволочь, подсуропил… Чё вы, говорит, сами разбираться будете, только поссоритесь, я приглашу человека, он всё разрулит… И я, мудак, послушал…
– Что вор сказал?
Олег снял и принялся протирать очки. Он всегда так делал, когда вопрос оказывался сложным или неудобным…
– Он сказал: «Этот пацан сейчас готов был жизнь за тебя отдать, а ты с ним квартиру делишь…»
Олегу было неуютно. Ромке тоже. Оба понимали, что они как супруги, которые прожили в согласии и понимании приличный срок, но пришло время расставаться. Случается, что любовь проходит, и тогда не стоит оставаться вместе просто по инерции…
Решили, что Ромкина зарплата за проработанное время составит пятнадцать тысяч долларов, а тринадцать тысяч он вернёт Олегу до Нового года. И тысячу заплатит Можайскому в качестве комиссии. Внешне они остались в хороших отношениях. С Можайским Ромка тоже сохранил отношения. Тот долго извинялся, что так нехорошо получилось, отказывался от комиссии, но не очень настойчиво. Он вообще был довольно неуклюжим по жизни, этот Можайский. Но честный и искренний. Это Ромка больше всего ценил в людях, а потому зла на него не держал.
Нужно было где-то найти четырнадцать тысяч, и Ромка выставил на продажу свои две комнаты в Видном, которые отремонтировал и обставил новой мебелью, но лишь пару раз ночевал. Бабушка – божий одуванчик оказалась опаснее маньяка в подворотне, поскольку выяснилось, что она сумасшедшая. Официально. Состоящая на учёте в соответствующем диспансере. Продавцы, видимо, забыли его предупредить. Весной у неё случилось обострение, и Ромка был счастлив, что произошло это днём, а не ночью. Иначе можно было наложить в штаны. Он привёз новенький торшер и позвонил в дверь, ожидая, что, как обычно, отопрёт чистенькая кроткая Тихоновна, которая всегда дома. Однако открывать не спешили, хотя за дверью слышались неясные звуки. Ромка попытался открыть замок собственными ключами, но дверь оказалась на задвижке. Значит, в квартире точно кто-то был. Он принялся стучать, звуки усилились и перешли в вой. Ему стало не по себе, но надо было что-то делать, не стоять же с торшером на лестничной клетке вечно. Он продолжил стучать, вой усилился. Ромка привык решать непонятные ситуации с позиции силы, вот и в этот раз, аккуратно поставив торшер в сторонку, разбежался и вышиб хлипкую дверь плечом. Кстати, ушиб плечо по неумению. Вся прихожая оказалась в непонятном тумане, вой раздавался с кухни, где туман сгущался. Выла Тихоновна – с распущенными седыми волосами, в одной ночной сорочке, она стояла посреди кухни в клубах горячего пара и страшно выла. Пар поднимался от четырёх кастрюль на плите, в которых кипела вода. Видимо, давно кипела – краска на потолке пошла пузырями, обои висели грязными лохмотьями, и посреди этого великолепия выла старая седая ведьма. Ромка подумал, что, случись это ночью, он бы точно обосрался… Когда он позвонил в милицию и назвал адрес, ему сказали: «Это не к нам, это в психушку» – и продиктовали телефон – Тихоновну знали… Понятно, что жить он продолжал в общаге. Там было удобнее и веселее. А в Тёплом Стане поселился Женька, который оттуда пешком ходил в свой второй мед.
Всю первую половину лета Ромка провёл в поиске денег для мичуринского проекта. Он вёл переговоры с несколькими банками от лица компании, которая заплатила шведам задаток, поскольку оставался в ней директором. Олег и Виктор продолжали числиться там мажоритарными акционерами, но существовала договорённость, что они выйдут, если компания вернёт им сумму задатка. Шведы требовали денег и проявляли понятное нетерпение, поскольку линия была готова. Они пребывали в цейтноте, однако не теряли надежды и оптимизма. И тут случилось непредвиденное и непоправимое. Разбился Сашка. Насмерть. По дороге в Москву. Его «Волга» столкнулась с КамАЗом. В лоб. Сашка с водителем погибли на месте. Кто оказался виноват в той ситуации, было уже не разобрать, да это и неважно. Во всяком случае, для Ромки. Погиб друг, а вместе с ним мечты о крупном проекте в сфере реальной экономики…
Такую линию скоро поставит у себя Николай Борцов на Лебедянском консервном заводе и станет лидером российского рынка соков. Капитализация Лебедянского в короткие сроки превысит миллиард долларов США.
Но это в будущем, которое оставалось для Ромки неизвестным, как и для любого смертного. А пока он помянул друга, с трудом пришёл в себя наутро и, повинуясь неясным позывам, отправился в аэропорт, где купил билет до Сочи, куда и отбыл через час. Совершенно без вещей, но с деньгами и паспортом в кармане.
На пляже «Жемчужины» он познакомился с мамой и дочкой, которые там отдыхали. Оле только исполнилось восемнадцать. На маму Ромка произвёл весьма благоприятное впечатление, и так получилось, что на следующий день они с Олей на электричке уехали в студенческий лагерь МГУ «Буревестник». С согласия мамы. «Но только три дня, не больше! И чтоб звонила каждый день…»
