Началось ежедневное общение с полоумными бабушками и тревожными алкоголиками, нормальные люди, желающие расстаться с квартирой, попадались редко и хотели много. Через неделю появился первый более-менее реальный вариант – жильцы прекрасной коммунальной трёшки на улице Строителей желали разъехаться. Сталинский дом без архитектурных излишеств стоял во дворе и утопал в зелени, квартира имела трёхметровые потолки. Две комнаты занимала семья – пьющая мама, двадцатипятилетний сын-бездельник и дочь-старшеклассница. У сына имелась активная шмара, она и позвонила. Шмара хотела денег… Ещё одна комната принадлежала пенсионерке, которая проживала не в Москве и, по мнению соседей, обладала склочным характером. Объективной информации, хочет ли она вообще разъезжаться, не было, имелся лишь номер телефона с кодом Воронежской области. Все остальные варианты оказались ещё менее отчётливыми. Ромка уже устал похмелять алкоголиков, которые, поправившись, заявляли, что никуда из своей конуры не поедут…
Первым делом он позвонил в Воронежскую область и услышал: «Привозите одиннадцать тысяч долларов, тогда поговорим…» Его удивило, откуда бабушка в своей деревне знает слово «доллары», но это уже было кое-что. Хоть какая-то конкретика. Да и цена за комнату представлялась разумной, учитывая, что он только что продал свои две комнаты в Видном за четырнадцать тысяч. Они меньше чем за год подорожали в четыре раза. И это в валюте! Покупателями выступили отец и взрослый сын, прибывшие из Ростовской области. Откуда у них деньги, было не очень понятно, но это и неважно – главное, что доллары настоящие. Он честно предупредил, что соседка полоумная и в данный момент находится на лечении в соответствующем диспансере. Папу с сыном подобное известие не смутило. «Оно и неплохо, может быть…» – задумчиво протянул отец. Глядя на их крепкие приземистые фигуры, Ромка подумал, что Тихоновне, наверное, лучше вообще не возвращаться из диспансера. Впрочем, это было уже не его дело…
«Нужно спешить, – решил Ромка в процессе разговора с пенсионеркой из Воронежской области и бросил в трубку: – Еду…» На следующий день в шесть утра он сошёл с поезда в темноту богом забытой станции, где под единственным фонарём сиротливо жались две старушечьи фигурки. «А могли ведь и не старушки ждать…» – промелькнуло в голове, пока он с ними знакомился. Бабушки как бабушки, две одинокие сестры, живущие в одном старом частном доме. Одна, помоложе, и была Анной Ивановной, получившей комнату на Строителей за сорок лет беспорочного труда на Московском шарикоподшипниковом заводе. В доме его ожидали накрытый стол и немудрящая история простой жизни Анны Ивановны под вишнёвую наливочку. Ромка отдал деньги, получил расписку на листке из школьной тетради и обещание приехать на следующей неделе в Москву для переоформления. С тем и отбыл в обед на проходящем поезде обратно. Вечером он был в столице, и, гоня сто сорок километров в час по бурлящему Садовому под вульгарные крики Распутиной из динамиков, Ромка неожиданно подумал, что сегодня за одиннадцать тысяч долларов США купил всю прошедшую честную жизнь одинокой Анны Ивановны…
Конечно, она приехала на следующей неделе и всё подписала. Анна Ивановна выглядела довольной, говорила, что теперь они богачки, и долго благодарила. В подарок привезла трёхлитровую банку солёных помидоров с огурцами. Тащила ведь…
Теперь уже его соседи не могли определиться, что же им нужно. Мама, тёплая с утра, то требовала две отдельные квартиры, то заявляла, что ей вообще ничего не надо. Двадцатипятилетний оболтус своего мнения не имел, шмару интересовала только доплата. Девочку никто не спрашивал. Но однажды после очередного импровизированного застолья, которым неизменно заканчивались все их переговоры, она отловила Ромку в коридоре и дрожащим от волнения голосом сказала, что очень боится вообще остаться на улице. Тронутый, он пообещал, что этого не случится. «Рома, а ещё я не хочу уезжать из нашего района, у меня здесь друзья. Можешь оставить нас здесь?» Это он тоже ей пообещал. Кажется, в семье был один нормальный человек…
Ему посчастливилось найти малогабаритную двушку на Гарибальди за тридцать восемь тысяч, которая понравилась всем, и он сразу дал задаток. Дополнительно договорились о доплате в десять тысяч долларов. Оставалось найти деньги. Без лишних сантиментов Ромка дал объявление в газету и быстро нашёл покупателя на свою трёшку. Она ушла за пятьдесят пять. Таким образом, всё срослось ко всеобщему удовольствию. Только Женька расстроился, потому что ему пришлось вернуться в общагу на Волгина.
Расселённую трёшку, которая обошлась со всеми накладными расходами в шестьдесят тысяч, Ромка уже через неделю продал какому-то нефтянику за сто двадцать… За деньгами в крутой офис на Ленинском он ездил с Альбертом и Майком-тяжеловесом. Вся операция заняла полтора месяца, принесла два конца и бесценный опыт. Теперь он знал, чем заниматься в жизни…
* * *
Олег очень удивился, когда Ромка привёз ему тринадцать тысяч задолго до назначенного срока:
– Я думал, ты не отдашь. Никаких расписок же, ничего…
– Это мне нужно больше, чем тебе…
С тех пор они не виделись. Незачем… Пройдёт буквально пару лет, и Олег потеряет все свои деньги. Сначала он вложится в какой-то завод в США, и его кинут. Потом в Австралии – и его опять кинут. Он останется жить на Зелёном континенте и, по слухам, даже будет получать пособие для неимущих…
А Ромка буквально влюбился в недвижимость. Вроде как мальчику куда уместнее любить крутые тачки и захватывающие гонки, но, наверное, он уже прошёл этот этап, вырос наконец и подпал под сдержанное и неспешное очарование консервативных ценностей… Ему очень нравилось рассматривать фасады, изучать планировки, вид из окон, расстояние до метро и много других скучных на первый взгляд вещей, которые в совокупности и создают уют нашей жизни. Или неуют…
Шло время стремительных изменений, ужасного расслоения прежде однородного советского общества, головокружительного обогащения немногих и люмпенизации большинства. Москва заметно наполнялась красивыми иномарками, магазинами люксовых брендов и дорогими ресторанами – на всё был спрос. Но спрос был и на недвижимость премиум-класса, а её не ввезёшь, как мерседес, пальто или устриц, за два дня. И за два года не ввезёшь… Поэтому элиткой принято было считать бывшие цэкашные или совминовские дома улучшенной планировки, но их – капля в море, следом шли монументальные сталинки в престижных районах – Центр, Университет, Сокол, проспект Мира. Ромке повезло с районом… Уютные зелёные дворы, престижные школы, Воробьёвы Горы и территория МГУ, трудно было не влюбиться в широкие проспекты – Ленинский, Ломоносовский, Университетский, Вернадского, тихие улочки – Косыгина, Молодёжная, Коперника, Строителей, Крупской, Марии Ульяновой…
Скоро Ромка знал все адреса района и их ранжир по престижности. Ему достаточно было назвать номер дома на любой из этих улиц, и он безошибочно называл планировки квартир, высоту потолков, вид из окон и расстояние до метро… Перелопачивая десятки вариантов расселения, он мотался по всему городу, подбирая квартиры для разъезда в других, более дешёвых районах, и скоро знал Москву не хуже таксистов. Он не считал это работой и не уставал, потому что ему нравилась недвижимость и нравилось общаться с людьми. Хотя далеко не все из них были приятными… Но чем хороша недвижимость – она дорогая. Квартира дороже машины и уж тем более других вещей, достаточно расселить одну – и прибыль перекрывает усилия автодилеров и суету продавцов одежды и продуктов. А потому любой владелец даже маленькой убитой комнаты в сталинской коммуналке на Университете, хоть бы даже и алкоголик или сквалыга, во-первых, сам уже не бедный человек, а во-вторых, потенциально может сделать тебя просто богатым. Стоит потерпеть и подстроиться… Ромка с удивлением обнаружил, что он с лёгкостью вживается в любую социальную роль. Он легко входил в контакт с женщинами и находил общий язык с мужчинами, одинаково непринуждённо общаясь и с маргиналами, и с преподавателями МГУ, аспирантуру которого, кстати, только что окончил в ноябре.