— Еще бы от нее толк какой был, — я недовольно буравил взглядом закрывшуюся дверь. Предстояла долгая и кропотливая работа — по новой изучать уголовные дела в поисках зацепок.
А ведь еще был Ситников, с которым тоже надо было что-то решать. И делать это жестко, быстро и эффективно.
Глава 16
Проснулся я в холодном поту. Рядом недовольно проворчал потревоженный кот Васька. Сев на кровать, я потянулся за кружкой. Отпил воды, уняв сушняк после вчерашней пьянки, и вспомнил сон. Он-то меня и разбудил.
А снилась мне тюрьма: деревянные нары, узкое окно с решеткой и я в роли заключенного.
— Хрень какая-то, — я поднялся, избавляясь от остатков сновидений.
Сходил на кухню, заглотнул аспирин с активированным углем и вернулся в спальню. Уснуть не получалось, одолевали тревожные мысли.
А вдруг это подсознание мне сигнализирует? Может я не все учел и что-то пропустил в цейтноте последних дней? Так, давай, Альберт, вспоминай. Ситников ловит с поличным Ольгу и требует пять тысяч откупных. Вроде все логично. Инспектор зарабатывает как умеет. Тогда что меня в этом раскладе напрягает? То, что деньги он хочет получить именно с меня? Так-то Ольга сама бы ему могла заплатить. Девушка она небедная. Но нет, он ставит перед Ольгой условие, чтобы та вызвала меня. Спрашивается — зачем?
А может ему от меня нужны не только деньги? Что если им движет уязвленное самолюбие? Не задумал ли он со мной поквитаться, и сейчас готовит мне ловушку? И как только, я передам ему деньги, она схлопнется, а меня привлекут за дачу взятки должностному лицу. Вот это будет умора — понятые с его стороны, понятые с моей стороны.
Нет, это не смешно, это провал. А мне нужна победа.
Или я нагнетаю? Ведь деньги куда важнее какой-то сраной мести. Причем там обида высосана из пальца. Единственный кто пострадал от нашей с инспектором ОБХСС размолвки, так это спекулянт Костик. Но считает ли так Ситников? Судя по тому, что я о нем знаю, должен. А как оно на самом деле — хрен его знает. Еще и этот сон дурацкий.
Головная боль вновь о себе напомнила, и я зарылся под одеяло.
Утреннее пробуждение вышло намного радостнее. Голова уже не трещала, сушняк не зверствовал, и настроение не то, чтобы лучилось оптимизмом, но подкорректировалось.
— Где Войченко? — спросил Курбанов, не обнаружив искомого среди собравшихся на оперативку следователей.
— Повестки разносит, — сориентировалась Ирочка.
— Знаю я ваши повестки, — пробурчал врио начальника следствия, но докапываться до сути не стал, а перешел к более важной на сегодня теме — необратимому приближению конца месяца. Так что с оперативки все выходили донельзя замотивированными.
В коридоре, как обычно по утрам, томился в ожидании вызванный следователями народ. Сервис в присутственных местах в это времени был развит плохо, сидений для посетителей предусмотрено не было, так что люди по-простецки подпирали стены.
Возле моего кабинета тоже стояли. Их было четверо и встретили они мое приближение настороженными взглядами. Все же не любит нас народ, я бы даже сказал, побаивается, а ведь мы блюстители социалистической законности, по утверждениям наших идеологов, самой передовой в мире.
Широко улыбнувшись, тем самым вызвав у встречающих приступ паники, я пригласил их проходить. А ведь я намного моложе них, к тому же в гражданском, и синяк с лица не сошел, еще более лишая меня официальности, а все-рано в кабинет они входили скованно, постоянно на меня озираясь, словно я монстр какой-то и выгадываю момент вцепиться зубами в их защищенные лишь шарфами шеи. Хотя, может и правильно делают, что бояться, мне же надо, кровь из носу, два дела до понедельника раскрыть.
Выяснив кто из них кто и изучив протянутые мне документы, я велел троим подождать в коридоре, а четвертого начал допрашивать в качестве свидетеля. Для начала. Я ведь еще не выяснил кто из этой четверки нанизал голову коллеги на штырь.
Уголовное дело, что я достал из сейфа, было возбужденно по сто девятой статье — умышленное менее тяжкое телесное повреждение. После судебно-медицинской экспертизы возможно переквалифицирую на более тяжелую. Но лечащий врач вроде уверен, что штырь лишь повредил мягкие ткани и череп, а до мозга потерпевшего не добрался.
Как водится, работяги решили отметить завершение трудовой недели, но в процессе распития спиртных напитков между собутыльниками вспыхнул конфликт и в процессе его решения одна из сторон загремела в больницу. И теперь мне предстояло дознаться кто же нанес тот роковой удар. Дело осложнялось тем, что все участники драки, включая потерпевшего, плохо помнили тот роковой пятничный вечер, но при этом уверенно утверждали, что потерпевший сам неудачно упал на штырь.
Выслушав их заверения в непричастности под протокол, я с сожалением констатировал, что пока дело продолжает оставаться нераскрытым. Из-за чего пришлось пока всех отпустить и даже не под подписку, а просто так. Придется ждать результатов экспертизы, которая помимо определения степени тяжести, должна еще ответить на вопрос, могла ли быть получена травма в результате падения.
После того как я выпроводил последнего из работяг, появился Мамонтов, добавив в кабинет свежую порцию запаха табака. В отличие от Кривощекова он не нарывался и курил в коридоре или на улице.
— Что, голова болит? — насмешливо спросил он.
— Мне нужно раскрыть два дела, а ничего путного не вырисовывается, — поделился я причиной хандры.
— А этих чего тогда отпустил? Поработали бы как в том гараже. Ты добрый следователь, я — злой.
— Да непонятно здесь еще ничего, — болезненно поморщился я. Виски опять прострелила вроде бы еще утром ушедшая боль. — А ты где был?
— Капитолина припахала. Архивные дела перетаскивал, — Мамонтов, решив попить кофе, включил кипятильник. — А что нам будет если мы эти два дела не раскроем?
— Да ничего, — безразлично пожал я плечами. Ну послушаю, как вопит начальство. Мне от этого ни тепло, ни холодно. — Просто не люблю, когда что-то не получается, — сказал я вслух.
— Ну тогда не парься. Лучше скажи, когда по нашему делу работать начнем? — Мамонтов закинул в кружку растворимое кофе с сахаром и уселся за свой стол.
Мне тоже захотелось кофе. Я молча встал и, размышляя над ситуацией с Ситниковым, подошел к чайнику.
— В пятницу, — наконец, отозвался я, возвращаясь на место.
— А мы успеем подготовиться? Это же послезавтра, — впечатлился он близкой датой акции.
— Успеем, — успокоил я его. — Там делов-то, найти пять тысяч и пометить купюры.
Мамонтов, надо отдать ему должное, и бровью не повел. Но подавиться кофе ему все же пришлось.
— Альберт, где Денис?! — в наш кабинет влетела Ирочка, грохнув об стену дверью.
Я и сам, признаться, вздрогнул от неожиданности. Ладно хоть кипяток на себя не пролил.
