— В госпиталь! — велел он водителю, который, как ни старался и не приводил разные доводы, но так и не смог отвязаться от мокрых пассажиров.
— Может лучше домой? — попытался скорректировать я маршрут.
— Какое домой? У тебя башка разбита. Еще и переохлаждение, а это воспалением легких чревато, — рассудительно заметил он и поторопил водилу. — Чего стоишь?! Газуй!
В госпитале меня помнили. Дежурил тот же самый врач, что в сентябре лечил мне сломанные ребра.
— Что же вы, товарищ Чапыра, такой неаккуратный? — выговаривал мне доктор, зашивая рану наживую и не обращая никакого внимание на мои подвывания.
Я сидел в приемном покое на кушетке, под горло закутанный в одеяло. Мокрую одежу унесли, но обещали высушить и вернуть.
— Поскользнулся, — по слогам произнес я, от боли сводило челюсть.
Становиться потерпевшим по уголовному делу о попытке убийства в мои планы не входило. Расследование сильно затруднило бы мою жизнь. Так что пришлось валить всё на гололед и собственную неуклюжесть.
— И чего тебя на набережную в такую погоду понесло?
Я виновато молчал, своим видом показывая, что осознал какую глупость совершил.
— Оставлю-ка я тебя у нас до утра. Понаблюдаем.
Выписали меня на следующий день после обхода. Никакого сотрясения мозга, как выяснилось, у меня не было, то ли череп оказался слишком крепким, то ли удар вышел смазанным. Лишь кожу рассекло, отчего мой затылок обзавелся свежим шрамом, пока что стянутым нитками.
На работе я появился в среду и сразу же был обласкан начальством.
— Ну и сотрудник нам достался. То из-за служебной проверки дома сидит, то по соседним регионам шляется, то в госпитале отлеживается! А дела кто расследовать будет?! — бесновался Курбанов на утренней оперативке.
— Дела я раскрываю, — вставил я ремарку в поток его обвинений.
— Какие дела?! Ты обещал десять дел в прошлом месяце передать и где они?!
— Девять мы тебе передали, — теперь уже встряла Журбина.
— Девять — не десять! — парировал Курбанов.
— Все равно это немало! Мы, между прочим, работаем на износ! — при Головачеве моя начальница обычно молчит и бледнеет, а тут чего-то разговорилась.
— Можно я присяду? — я поморщился словно от боли, поворотом головы продемонстрировал свой замазанный зеленкой шов и опустился в кресло. Выслушивать обвинения сидя все же намного удобнее.
Курбанов позыркал на меня неодобрительно, но ничего не сказал. По поводу кресла. Зато высказался о моем алкоголизме.
— Пить меньше надо! Я тебе уже не раз говорил, завязывай! Бухаешь, как не в себе!
— Я был трезв. Специально для вас попросил в госпитале взять у меня кровь на наличие алкоголя. Можете запросить результаты моих анализов, — парировал я.
— Да он с Мамонтовым подрался, — вклинился со своей версией событий старший следователь Панкеев, что сидел по правую руку от Курбанова и предано поедал того глазами. — Их же обоих в госпиталь доставили.
— Тааак, — заинтересованно протянул майор.
— В понедельник сперва Мамонтов с Войченко за грудки друг друга хватали. Бабу делили, — ободренный вниманием продолжил Панкеев. — Затем Чапыра с цветами заявился. Вот, видимо, за этот букет Мамонтов его в реку и окунул.
Следователи оживились, закидали нас троих заинтересованными взглядами.
— И кто та счастливица? — не удержалась от вопроса Акимова.
— Да, Ирка. Ходит тут задницей перед всеми крутит, — старший следователь сплюнул.
Ирочка покраснела, ее глаза стали наполняться слезами. Стоявший возле нее Войченко заиграл желваками. Но его опередил Мамонтов.
— Ты не охренел?! — отвалился он от стены и сделал шаг вперед, и всем сразу стало понятно, что Панкеева сейчас впечатают лицом в стол.
— Отставить! — гаркнул Курбанов, тоже просчитав ситуацию. — Ты чего, решил мне тут всех следователей перебить?!
— Мы не дрались, — перетянул я на себя внимание. — Я поскользнулся и свалился в реку. А Семен помог мне выбраться. Между прочим, бросился за мной в холодную воду.
— Цветы ты тоже не дарил? — заухмылялась Акимова.
Этот вопрос я проигнорировал. Не стал говорить, что это вышло случайно. Парням я еще в понедельник все объяснил, рассказал о ссоре с невестой. Иначе мне бы темную устроили. Остальным же знать о моей личной жизни незачем.
— Юбку можно было и подлиннее надевать, — припечатал Курбанов, буровя взглядом по ногам Ирочки.
Та всхлипнула и выбежала из кабинета.
— Они и в СИЗО в таком виде ходят, — сдал всю женскую часть следствия Панкеев. — Жуликов там соблазняют, — добавил он зло.
— Ты чего несешь? — взъелась на него Журбина, наконец-то справившись с потрясением от всего услышанного, а то все хлопала глазами, да дышала через рот. — Сейчас просто мода на мини!
— Причем здесь мода?! — вспылил Курбанов. — Следователь — это представитель власти. Он не должен одеваться как шлюха!
— Это уже переходит все границы! — Журбина грохнула кулаком по столу. Ее глаза полыхали огнем. — Я не собираюсь выслушивать твои оскорбления!
— И я тоже! — подхватила Акимова.
— А я запрещаю появляться на службе в коротких юбках! — перекричал их двоих Курбанов.
Дальше разразился спор о приемлемой длине подола, и я закрыл лицо руками.
— Чапыра! — все-таки докричался до меня Курбанов. Я погрузился в свои мысли, прикидывал, что делать с Пахоменко, и не заметил, как мы закончили с дресс кодом и вернулись к обсуждению следственной работы. — Сейчас составишь план по раскрытию на месяц и принесешь мне его на согласование. Хоть это ты в состоянии сделать?
— Так точно, — подтвердил я.
— Тогда все свободны.
Только взялся за составление плана, благо никто не мешал, Журбина закрылась с Акимовой, обсуждать план ведения военной компании против Курбанова, Мамонтов ушел курить, как позвонил Шафиров и срочно велел мне явиться к нему с докладом. Пришлось выполнять.
— Я же просил тебя ни во что не ввязываться, — полковник встретил меня с печалью в глазах.
— Я ни во что и не ввязывался. Напали на меня из-за нашего общего дела.
— Присаживайся, — кивнул он мне на один из приставленных к столу для совещаний стульев, увидев неэстетичный зеленый шов на моем затылке. — Давай, рассказывай, как в госпиталь угодил.
О Пахоменко Шифиров знал лишь часть истории, ту, согласно которой торговый чиновник согласился с нами сотрудничать только из-за компромата на сына. О крышуемой им незаконной деятельности специализированного комиссионного магазина я умолчал. Сам там заляпался, так что полная откровенность могла выйти мне боком.
