Первые месяцы после оборота прошли как в тумане. Ему претило все вокруг. Бесило собственное положение, бесправное и бесперспективное. Бесила слепая покорность окружающего молодняка. Они едва не молились на старших вампиров, особенно на тех, кто обратил их, и Вин никак не мог постичь этой преданности. Ему старшие не казались сколько-нибудь достойными подражания. Они вечно были заняты, упиваясь своими сверхважными целями, неведомыми младшим собратьям. Даже само это слово, «собратья», предполагало больший контакт, доверие, хотя бы минимальное, включенность в общую цель. Включенности не было. Цели не было. Были приказы и ожидание беспрекословного подчинения. Ирвину претила идея быть слепым инструментом.
Но и собственными целями он похвастаться не мог. Жизнь просто шла. Катилась по колее, сменяя одни однообразные сутки другими. Питание не приносило ему удовольствия. Если прочие зубастые не могли сдержать предвкушения и восторга перед обещанной вскоре охотой, то Вин кривился от переполнявшего его отвращения. После очередного «пиршества» самочувствие из сносного скатывалось до отвратительного.
Невероятно раздражала Лиза. Она никогда не отличалась особым умом. Энергичностью, активностью, неуемной жаждой деятельности и безотчетной преданностью своей доминанте — да. Правда, обучение новообращенных остроты ума и не требовало, а вышеперечисленных качеств вполне хватало, чтобы эту работу выполнять хорошо. Ирвину же было скучно. Ему недостаточно было приказов, он хотел разъяснений. Хотел удовлетворения собственной любознательности. Но в таком пустячном праве ему было отказано. Если же Вин пытался проявить силу, отвоевывая свое право на знания, Лиза прибегала к помощи Кристианы или…
Ирвин содрогнулся от воспоминаний и вскрикнул от резкой боли в потревоженной руке. На его жизнь выпало множество травм. И, разумеется, те, что нанесла ему Леди, не шли ни в какое сравнение с изощренным искусством Кристы. Но тогда в его распоряжении была хотя бы кровь. Сейчас заживление вытягивало из него силы, и он вновь ощущал, как слабеет, скатываясь до уровня среднего обывателя. Кровь…
Именно с нее все и началось. На одной из охот он умудрился повздорить с другим новообращенным. Тот задел его, попытался унизить: особой теплотой отношения между зубастыми и так не отличались, а Вин, своевольный, дерзкий и не желавший придерживаться правил, и вовсе постепенно становился изгоем. Отличным объектом для травли. Словесная пикировка быстро перешла в драку, и в какой-то момент Ирвин не смог себя сдержать. Та «охота» впервые принесла ему сытое удовлетворение и понимание, какого именно питания не хватало измученному организму. А так же послужила поводом для первой встречи с Кристой. Лиза, застигшая его за высасыванием крови из порванной шеи «товарища» по группе, не поняла, что именно он делает. Сочла припадком боевого безумия. Кристиана же что-то заподозрила, но Вин, быстро сообразивший, что должен молчать, если хочет жить, сумел выдержать допрос и не признаться в своем грехе.
Если существование прежде было для него утомительной рутиной, то теперь обратилось в пытку. Вин охотился — по-своему. Осторожно, тщательно следя за тем, чтобы не оставить ни малейших следов. Почему-то другие зубастые не чувствовали его так, как ощущали друг друга: инстинктивно, сознанием. Ему удавалось подобраться тихо и уйти, оставаясь незамеченным. Но долго так продолжаться не могло. И, накопив силы, Ирвин сбежал.
Неприятным открытием для него стала связь с доминантой. Его чувствовали. Слышали. Обнаруживали — не слишком легко, но с завидным постоянством. Это не было похоже на разговор, нет. Скорее, Ирвин ощущал себя контейнером для маячка, безошибочно срабатывавшего, как только хозяин вздумает проверить его местоположение. Вин прятался, закрывался, отчаянно избегая встреч со стаей, но гонка выматывала. Наконец, полностью исчерпав имевшиеся у него ресурсы, выдохшись, он рухнул в одном из предгорных лесочков, закопавшись в мягкую, источавшую сладкий прелый запах тлена осеннюю листву, и заснул. На четыре десятка лет.
Он так и не понял, что именно его разбудило. Но, очнувшись, пережив ужас от замкнутого пространства и отсутствия воздуха, Вин сумел выбраться и ощутил совсем рядом присутствие зубастого. Раненного. Регенерирующего. Двое суток ушло на то, чтобы пройти пару километров и обнаружить хижину, где отлеживался восстанавливающийся вампир. Трапеза дала необходимые силы. Ирвин остался в хижине, постепенно расширяя ареал разведки. Ему попалось еще двое вампиров, к счастью, совсем молодых: с опытной особью он попросту бы не справился. И, видимо, слабость защищала его от внимания доминанты. Удача баловала его своей благосклонностью полгода. И, в конце концов, избаловала. Перебиваясь легкими перекусами, осторожно насыщаясь человеческой кровью, искренне стараясь не доводить до смерти или тяжелых травм жертвы, Ирвин постепенно приближался к цивилизованному миру. О своих донорах он заботился вовсе не из человеколюбия, как после пытался представить Леди. Все было куда проще: одна промашка могла привлечь внимание если не зубастых, то охотников. Сил в нем было мало, голод сводил с ума и изнурял, и серьезных столкновений он, по-прежнему, мог не выдержать. Но чем ближе Вин оказывался к человеческому жилью, тем проще становилось охотиться: вампиры тоже старались обитать подле источника питания. Молодняка было много, гораздо больше, чем в момент его обращения. Собственно, и продолжительность собственного сна Ирвин смог оценить, только лишь начав вливаться в жизнь пригородного поселка.
Удача закончилась нежданно. Его нашла вовсе не Лиза. Однажды он вновь почувствовал мысленное прикосновение доминанты. Впав в настоящую панику, Вин сбежал, бросив быт, который сумел худо-бедно обустроить. Но далеко уйти не смог: его поймали. На старого-доброго живца, грамотно рассчитав и подстроив ловушку. Высший обратил гораздо более пристальное внимание на его тягу к вампирской крови, но совершил ту же ошибку, что и Лиза: недооценил значимость. Не смог понять, что другого источника питания для его детеныша не существует. Следующие четыре месяца Вин провел в обществе Кристы. И вышел от нее покорным, послушным и приученным к подчинению. Внешне. Сломить его не удалось даже изощренной жестокости Кристианы.
Дальнейшая история его жизни не слишком отличалась от версии, рассказанной Леди. Обучение в «Пути Воина», задушевные беседы с Фридрихом: единственным, кто смог разглядеть в нем личность, а не тупого кровожадного вампира. С Фридрихом, которого, судя по всему, безжалостно убила стая, едва доминанта вытащил из сознания Ирвина эту информацию. Слишком легко было ее получить: Вин сгорал от чувства вины и жгущей сознание опасности одновременно. Тевс никогда не советовал ему продолжить обучение у Леди. Если бы беседа бывшего и нынешнего наставников состоялась, она подвела бы черту под всей игрой ученика. И ничего этого бы не было…
Ничего бы не было. Не случилось бы доверия. Дружбы между вампиром и человеком. И предательства учеником своего мастера…
Ирвин потер здоровой рукой глаза и глубоко вздохнул, пытаясь сбросить тяжесть, сжимавшую горло и грудь. Леди ему доверяла. Черт подери, она доверяла ему больше, чем Вин мог вообразить. Она поставила на карту все, что у нее было, сделала выбор в пользу ученика, не только позволив ему вновь попытаться доказать преданность, но и скрыв от ребят предательство. Заставив замолчать Мрака и Тень. Мастер сознательно подставила своих друзей под удар, поверив щенку. Вампиру. Каким же идиотом надо было быть, чтобы не понять, что именно в этом и заключалось прощение — то самое, которого Ирвин так истово от нее добивался, страдая от мнимого непонимания. Если бы ему хватило мозгов постичь истину, так легко и просто открывшуюся сейчас, Вин вызвал бы Леди на разговор и рассказал бы ей все. Без утайки. Всю свою историю, включавшую не только факты, но и личные, глубоко запрятанные переживания. Сейчас он был абсолютно уверен, что мастер бы его поняла. Разъярилась бы, конечно, тут к гадалке не ходи. Но поняла бы и смогла простить. Наемница, при всей своей принципиальности, жесткости и вспыльчивости, могла простить очень многое, если мотивы казались ей весомыми. Жаль, ее щенок проявил изрядную тупость, не сумев осознать положения дел вовремя. Мастер открыла ему мир. Нет, не фехтования, мир людей, сложный, многогранный, давно и надежно позабытый вампиром. Подарила надежду на то, что упрямый зубастый сможет стать в этом мире своим.
