Но у неё тоже будет, потом всё обязательно будет – даже если для этого придётся вкалывать до полной потери сил, – исключительно своё собственное, заработанное лично ею чисто для себя. И уж точно не полученное в приложение к удачному замужеству. Потому что обычно за пользование этим полученным приходится платить: быть идеальной женой, бесконечно возиться по хозяйству, ублажать того, кто столь щедро тебя одарил. А подобное однозначно не для Полины.
Она не желает быть бесконечно обязанной, не собирается посвящать всю свою жизнь кому-то другому – семье, мужу, детям, – раствориться в быте, гордиться их достижениями вместо своих. Полина вовсе не против того, чтобы выйти замуж, родить ребёнка, пусть даже не одного, но это не должно целиком и полностью занять её жизнь, это должно остаться всего лишь частью, важной, но не единственной или самой главной.
Она хочет навсегда остаться собой, иметь исключительно только ей принадлежащие вещи, только её касающиеся мечты и интересы, собственный мир, в который ничему постороннему, пусть даже родному, нет доступа. Она собирается реализоваться не только как жена и мать, а как человек, как личность, и не важно какого она пола. А если работать ей придётся не тем, кем всегда мечталось, должно существовать ещё что-то, близкое, действительно дорогое, значимое и увлекательное. Даже если это будет вышивка крестом. Хотя вышивающей Полина себя плохо представляла.
Но ничего, подходящее увлечение она себе ещё найдёт, а пока самое важное – получить образование, устроиться на хорошую работу, обосноваться на новом месте. Ну а к родителям она станет ездить в гости, но жить туда – не вернётся. Ни в свой зачуханный городок, ни даже в областной центр. Ни за что.
– Полин! О чём задумалась? – вырвал её из мыслей Ванин голос.
Она встрепенулась.
– Да так, – махнула рукой. – О будущем.
– Ты всегда мыслишь только на перспективу? – Ваня улыбнулся.
Вроде и подколол, но совершенно беззлобно и необидно. Или просто у него улыбка такая – открытая, добрая, милая. Или вот – обезоруживающая. От неё легко теряешься.
– Ну-у, нет, – пробормотала Полина. – Не знаю. – А потом смирилась, что слишком сдержанно и разумно вести себя у неё сегодня всё равно не получается, и тоже улыбнулась. – Может быть.
Она поднесла стакан ко рту, отхлебнула, а Ваня глянул на часы.
– Слушай, мне пора. Я б с удовольствием ещё посидел, но… никак не могу.
– Я уже допила, – Полина отставила опустевший (только белая пушистая пенка осталась на дне) стакан в сторону. И, опять под влиянием необъяснимого порыва, выудила из сумки кошелёк, отсчитала нужную сумму – хорошо, что набралось без сдачи – выложила на стол перед Ваней купюру и монетки.
– Это за шоколад.
У Вани дрогнули губы. Сейчас скажет: «Договорились же. Я пригласил, я и плачу». Но он промолчал, забрал деньги и только потом спросил, но совсем о другом.
– Тебя подкинуть – до метро?
– Угу, – подтвердила Полина.
22
22
Машины ехали непрерывным потоком, то сразу в несколько полос, то тонким ручейком, но почти без интервалов, и, наверное, в радиусе один километр от станции метро все края тротуаров были облеплены ими без малейших просветов и надежды втиснуться в разноцветную цепочку. Ваня без особой надежды всматриваясь в перспективу, обречённо заключил:
– Припарковаться негде. Ну ладно.
Свернул в единственное открытое пространство возле прозрачного павильона остановки. Полина поспешно отстегнулась и, как только машина остановилась, распахнула дверь, выскочила.
– Пока, – произнёс Ваня вдогонку. – Я позвоню.
Полина застыла. Он опять её поддразнивает? Как тогда. «Просто личный водитель – этого слишком мало».
– У тебя же нет моего номера.
К её словам присоединился возмущённый сигнал подъезжающего троллейбуса. Полина торопливо толкнула от себя дверь, чтобы та захлопнулась, но всё-таки успела услышать:
– Найду. Не проблема.
Ваня улыбнулся сквозь стекло, машина тронулась с места под очередной требовательный сигнал. А Полина так и стояла, пока кто-то, спешащий на посадку, не задел её то ли сумкой, то ли локтем.
Она отступила в сторону, всё ещё глядя в даль, вслед уехавшему тёмно-красному автомобилю, словно ожидая, что оттуда придёт ответ, правильно разъясняющий случившееся.
Почему-то не удавалось точно подобрать подходящие определения собственным ощущениям и никак не получалось решить: она удивлена или обрадована? Или просто боится продолжить логическую цепочку, чтобы не допустить общепринятую ошибку и выдать желаемое за действительное.
Но вроде бы – всё очевидно. Зачем Ване ей звонить, если не для того, чтобы продолжить встречи? Не просто же поболтать?
Позвонит, пригласит на свидание. Не всего лишь на час, чтобы скоротать свободное время. На настоящее свидание. Да ещё этот красивый жест напоследок – «я сам найду твой номер телефона».
Это значит… это значит, что у неё всё получается? Движется по правильному маршруту к тому самому пункту назначения, который ей нужен – выигрышу в споре. Красная финишная ленточка, торжественный марш, приз. Но Полина почему-то не чувствует торжества.
Боится радоваться раньше времени, чтобы не спугнуть удачу? Может быть. Но всё же ей действительно приятно, искренне приятно думать о происходящем.
О пухлых цилиндриках маршмеллоу, плавающих в горячем шоколаде, и узнаваемом привкусе корицы, о Ваниной улыбке и беззлобных подколках, о «личный водитель – этого слишком мало» и «найду, не проблема». Полина даже чуть свою станцию не пропустила, настолько растворилась в воспоминаниях, размякла, расплылась. Хорошо, что вагон остановился как раз возле надписи на стене, и та на автомате прочиталась сквозь стекло.
Знакомое название вернуло в реальность. Полина поспешно крутанулась на месте, рванула к дверям, выскочила на перрон и завертела головой, совсем позабыв в какую сторону идти. Хотя уже наизусть заучила маршрут за прошедшие месяцы и сворачивала инстинктивно, не задумываясь.
Да что с ней такое?
В общаге Полина в первую очередь схватилась за нетбук, вышла в интернет, даже блог открыла. Вроде же она обязана доложиться – обещала же, и новые сведения появились. Но ни читать накопившиеся за прошедшее время комментарии (если они были, конечно), ни писать новый пост не хотелось. И причина непонятная. Немного смахивает на жадность.
У каждого человека найдутся такие вещи, которые он ни за что никому не отдаст. И с эмоциями, с чувствами так же. Какие-то хочется разделить, с близкими, с друзьями или вообще со всем миром, а какие-то целиком оставить себе. И не скажешь, что они там жутко возвышенные, потрясающие, невероятные. Простые чувства, иногда даже не слишком вразумительные и явственные.
