Я благодарно кивнул и решил, что оставшуюся неделю плаванья попытаюсь проследить за пассажирами. Я неплохо понимаю леосский, хоть и говорю с сильным акцентом. Аристократы пытаются выучить отпрысков языкам соседей, даже таких, как Леосс. Мне леосский давался трудно, но кое-как изъясняться я могу.
Но все мои попытки вызнать, что на уме у торговцев, ничего не дали.
Однажды вечером капитан дал мне знак прийти к нему в каюту. Когда я зашел, там сидел нахмуренный старпом. — Мы должны были увидеть берег еще три дня назад, на крайний случай, вчера, — сообщил капитан. — Я проверил и перепроверил расчеты. Я никогда не ошибался больше, чем на день. — Может быть, вы не учли какое-нибудь неизвестное течение?
Капитан устало посмотрел на меня: — Если бы нас океан задержал нас надолго, я бы заметил. — Что мы можем делать, кроме того, чтоб идти прежним курсом? — Пожалуй, ты прав, мальчик. Сейчас ничего. И все-таки, если заметите что-нибудь странное, дайте мне знать.
На том мы разошлись.
Чем же связаны ночь и север? Вечером леоссийцы ложились спать, я следил. Но все-таки попробую провести одну ночь без сна. Я шепнул старпому, что желаю эту ночь провести в карцере — так мы называли кладовку с ведрами и тряпками, куда пару раз запирали разбушевавшихся матросов. Надеюсь, я удачно изобразил попытку драки, а умница юнга мне подыграл, и вот уже меня волокли в гости к инструментам уборки, захлопнув за мной дверь. Но не заперев.
Я выскользнул из кладовки, когда голоса на судне затихли. На фоне звезд выделялся силуэт рулевого. Толстый серпик луны светил достаточно, чтоб не запнуться о канат, но оставлял довольно глубоких теней. В одной из них я и затаился. Чего я ждал? Сам не знаю.
Я задремал и едва не упал на палубу, когда судно качнулось. Открыв глаза я увидел на фоне звезд не один силуэт, а два. Мне не было видно, что происходило, но рулевой начал оседать, и второй человек проворно оттащил его в тень у борта, чем-то зашуршав, а сам вернулся в колесу, которое принялся поворачивать влево.
Тихо стелясь по палубе я прокрался к каюте капитана. Тот не спал, сидя с книгой при свече. — Рулевого убрали, штурвал влево, — шепотом сказал я.
Капитан кивнул и не торопясь накинул форменную куртку. Сделав мне знак тихо следовать за ним, он взял фонарь и вышел на палубу. Он не старался красться, напротив, застучал ботинками. — Не спишь? — грозно спросил капитан, подходя к рулевому сзади. — Н-нет, — глухо ответил тот. — А мне кажется, спишь.
С быстротой, которой я не ожидал от грузного капитана, он переместился вперед, поднял фонарь на уровень лица рулевого и ударом кулака свалил его на доски палубы. Я подбежал к поверженному "матросу". На палубе лежал один из леоссцев.
В следующие минуты я поднял офицеров, и мы скрутили оставшихся "пассажиров", которые мирно спали в своих гамаках. Настоящий рулевой тихо сопел под брезентом у борта, чему-то улыбаясь во сне. Капитан понюхал воздух у его лица: — Анемония. Прихватили, небось, с собой из фактории, собаки. Или на Белом Демоне сделали?
Допрос леоссцев ничего не дал. Как давно они разворачивали судно по ночам? Молчание. Где сейчас судно? Молчание. Мы разбудили часть экипажа, и матросы порывались поколотить пленников, пока не признаются, на что леоссцы лишь хмыкнули. Мастеров пыток на торговом судне не водилось, а простые побои они снесут, не сознаваясь.
Старпом принес вахтенный журнал и опросил рулевых последних двух недель, но никто не мог ничего толком сказать. Задремать у штурвала, несмотря на все приказы, умели многие. Задремал, проснулся, все еще держась за рукояти — значит, все хорошо. А то, что ночь слишком быстро закончилась, на это никто внимания не обращал. Может, быстро, а может и нет. Кто же знает. Сейчас поздняя весна, ночи короткие.
Приказав посадить скалящихся леоссцев в трюм под охрану матросов, капитан уселся за расчеты. Вскоре он вышел на палубу хмурый, как грозовое небо. — Верней всего мы недалеко от берега Леосса.
Капитан развернул судно на запад, чтобы побыстрее убраться от леосского берега, который вот-вот мог показаться на горизонте. — По-хорошему, поздно уже, — угрюмо постановил он. — Если вырвемся незамеченными, считай, сами Звезды за нами присмотрели. Ты деньги от торговли спрятал, — капитан не спрашивал, утверждал. Я кивнул. — Остальное золото тоже можешь?
Я попробовал дотянуться за магсхрона, но в море магия слабеет, а рядом с берегом магически скудной страны мое тайное хранилище и вовсе оказалось недоступным. Я огорченно покачал головой. — Жаль. Двадцать золотых пропадут. — Груз и судно намного дороже, — "утешил" я капитана.
Мы все еще надеялись ускользнуть незамеченными, но с рассветом с южной стороны нас принялся нагонять фрегат. Уйти от военного корабля торговой бригантине не удалось. Когда до абордажа оставались считанные минуты, капитан перенес на камбуз судовой журнал и другие бумаги, кинул в очаг и поджег.
Глава 5. Норовистый конь
Мы стояли на палубе фрегата. Офицеров держали отдельно, в тени, скрутив для верности руки. Нас же выстроили на палящем солнце. Среди леоссцев не было магов, но многие поигрывали артефактами из трубок и рукоятей — довольно старая разработка, которой Шалпии почти не осталось. Но даже такие старые артефакты могут убить. Наши пассажиры торговались с леосским капитаном. Мне удалось понять, что торговцам достается груз, а корабль и живой товар переходят в ведение морского флота Леосса. — Маги есть? Кто сдаст мага, тому свобода, — леосский капитан говорил по-шалпийски с сильным акцентом, но его понимали. Никто не издал ни звука.
С "Изабеллы" на фрегат перебрался другой офицер и быстро заговорил по-леосски: — Я нашел обрывки судового журнала. Там упоминается один из сыновей Ривалта. — О, это было бы ценной добычей, — протянул капитан и перейдя на шляпийский обратился к нам, — где лорд Ривалт? — Утоп он, — нестройным хором ответили матросы. — Да, утонул еще до того, как нас приняли на борт, — подтвердил один из "пассажиров", и я возблагодарил звезды за матросский юмор Крэйга. — Жаль, жаль, могли бы с герцогом приятно побеседовать. Что ж, офицеров пусть их семьи выкупают, а этих, — он мотнул головой в нашу сторону, — на продажу.
Рабство в Шалпии отменили три столетия назад, в Леоссе — чуть позже, но с оговоркой: для жителей Леосса. Чужаков, захваченных в плен, можно было и продавать, и покупать, и бить, и убивать.
Пока нас тумаками сгоняли в трюм, я размышлял. Если признаюсь, что я сын Ривалта, то отца будут мной шантажировать. Если не признаюсь, отец посчитает меня мертвым. Переговоры о выкупе длятся долго, и офицеры "Изабеллы" еще нескоро приедут в Шалпию. Слух о том, что сын Ривалта утонул, достигнет ушей отца намного раньше. Уверен, что первый же посланец Леосского правителя не приминет передать эти сведения шалпийцам, едва доберется до Саусина.
Отец, ты учил меня быть не мальчишкой, а сыном владетеля. Прости, но вам с матушкой лучше считать меня мертвецом, чем заложником. Может статься, я и правда скоро умру. Рабы долго не живут. Но это мы еще посмотрим. В Леоссе у меня лишь крохи магии, но кулаки и голова при мне.
