И осознание этого чуть ли не смущает. Тем более что Влад смотрит как-то пристально.
— Примерно догадываюсь, — назло этому ощущению как можно более небрежно отвечаю я. — Аня спровоцировала задержаться в кабинете, а потом начала громко приставать, ты не дался, вот и переложила на тебя.
— Ну примерно так, да, — подтверждает Влад, зачем-то придвигаясь ко мне ближе. Не так чтобы прям сильно, дистанция есть, а потому решаю не заморачиваться по поводу этого, скорее всего, ничего не значащего действия. — Но запер дверь я, потому что эта дура начала раздеваться. У меня отшибло мозги, и вместо того, чтобы уйти в тот момент, я сам себя загнал в ловушку.
Он ведь просто рассказывает, без эмоций и как о чём-то обыденном, пройденном. Но я почему-то отвожу взгляд, мнусь и напрягаюсь слегка. Вроде не то чтобы сильно подвинулся ко мне Влад, а я настолько остро чувствую его, что сосредоточиться на разговоре не особо получается. Когда мы вживую друг перед другом, я всё никак не могу привыкнуть к тому, что мы можем взаимодействовать по-всякому. Резкие перемены в наших отношениях вводят в диссонанс. Влад ведь не так уж давно для меня невыносимым преподом был и чуть ли не врагом.
— И что, даже желания не возникло с ней переспать? — стараясь не выдавать своего состояния, приятельски спрашиваю. — Она красивая.
Не думаю, что он станет отрицать это. У Ани почти модельная внешность, хоть и лицо холодноватое, пустой какой-то взгляд. И наличие тараканов сквозит даже в диковатой манере держаться. Но не думаю, что это мешает большинству мужчин хотеть её.
Влад как-то неопределённо смотрит на меня, но отвечает с той же непринуждённостью, что и была:
— Этого недостаточно. К тому же, она была моей студенткой, — чуть помедлив, он вдруг добавляет иначе, более проникновенно и с явным посылом: — Но главная причина даже не в этом.
Серьёзность в его голосе и взгляд мне в глаза не позволяют забыться и не понять наверняка, на какую причину он там намекает. Это уже даже не флирт — что-то другое, более опасное и волнующее. Нет игривости и лёгкости.
— А в том, что она долбанутая? — ухмыляюсь, усиленно делая вид, что ничего такого не замечаю. И тут же, не дожидаясь ответа, выпаливаю первое, что приходит на ум: — Забавно, кстати, получается. Она была твоей соседкой, и моя мачеха тоже. Получается, Аня с мачехой тоже были соседями.
— Нет. У меня отец военный, и нас помотало переездами, прежде чем я стал жить отдельно в Москве, а они окончательно осели в Новгороде. С твоей мачехой я был соседом в нашем с ней детстве, и это было в Калининграде. А с Аней я жил по соседству уже взрослым, здесь, в Москве, когда снимал квартиру, прежде чем смог купить свою и съехать.
Вот, значит, как. Что ж, новые факты из жизни Влада и прошлого мачехи достаточно интригуют, чтобы сбить лишнюю неловкость. Любопытно, что у него отец военный. Хотя это, кстати, объясняет смелость Влада в тот критичный случай с террористами. Да и вообще мужественность, которая чувствуется чуть ли не во всём. Хотя изначально я воспринимала её как жёсткость.
— Даже не знала, что мачеха из Калининграда, — вслух цепляюсь за совсем другую мысль.
— Ты там не была? — с интересом спрашивает Влад. — Хороший город.
Верю, что хороший. Не была там, но знаю людей, которые были. Только вот пусть лучше моя драгоценная мачеха и оставалась там, в этом хорошем городе, и даже не думала соваться сюда. Вот и что ей приспичило приехать в Москву? Здесь даже моря нет.
Надо же, я только подумала о ней, а уже мрачнею. И кажется, Влад это замечает. Смотрит пристальнее.
— Не была, — слабо улыбаюсь, стараясь вернуть нашему разговору лёгкость. — Мачеха появилась в моей жизни не так давно.
Вот только Влада, конечно, не обманешь. Он остаётся серьёзным, да и смотрит внимательнее.
— Расскажешь? — мягко и осторожно спрашивает.
Я отвожу взгляд на стенку перед собой. Вздыхаю, раздумывая… А ведь никому не говорила о мачехе и отце. Да и сама об этом редко думала, словно запретила себе. Может, зря? Такая уж это трудная тема, чтобы в глубоко себе держать? Вроде пережила.
— Да что там рассказывать… — снова вздыхаю я. А потом неожиданно для себя начинаю вываливать, как есть. На Влада, правда, не смотрю, на стенку только. — Мама умерла, когда мне было тринадцать. Вроде как я взрослая уже была к тому моменту. А потому когда папа совсем расклеился, полностью отстранилась от своих чувств и пыталась его вытащить из депрессии. Непростая была задачка… Он то пил, то раздражался по любому поводу, когда я умудрялась добиться его возвращения к трезвости; то лежал целыми стуками в постели и проявлял безразличие ко всему. В те моменты мне приходилось подрабатывать то тут, то там; а эта задачка ничуть не проще. Кое-как перебивались. А потому, когда в жизни папы появилась мачеха, я была поначалу нормально настроена. Мне, конечно, не нравилось, что это случилось всего лишь через полгода после мамы, как и то, что я, забив на себя, чуть ли не выворачивалась наизнанку ради благополучия папы; а мачехе оказалось достаточно просто появиться в его жизни, чтобы он посчитал её спасительницей, вытащившей его из мрака. Так он говорил. Типа, если бы не она, он бы пропал.
Прикусываю губу и замолкаю. М-да уж, а рассказывать не так уж просто. Уязвимой себя ощущаю мгновенно. Я ведь тогда думала, что самое сложное было — тащить всё на себе. Но куда больше меня вышибло другое. С появлением мачехи и возвращением отца на работу я вдруг поняла, что чувствовала себя куда нужнее ему, когда обеспечивала нас, разгребала проблемы и пыталась вытащить его в ущерб себе.
А Влад явно улавливает мой настрой. Вздыхает тяжело, смотрит на меня. Я хоть и не отвечаю взглядом, но всё равно такое ощущение, что меня насквозь видят.
— Мне очень жаль, что тебе пришлось через столько пройти, — он подбирает слова. Я прям чувствую.
Но чувствую и другое. Искренность в его голосе. Даже какой-то надрыв. Его неравнодушие слишком явное — Влад бы мог и не говорить ничего, я и так ощущаю это всем существом. И, как ни странно, это не только не бесит на этот раз, а даже помогает собраться и говорить дальше:
— На тот момент мне в целом было всё равно, ну считал её благодетельницей, а меня — несмышлёным ребёнком, ну и фиг с этим. Главное, как мне казалось, нам станет легче жить, — криво усмехаюсь, вспоминая ту свою наивность и чистосердечность. Я ведь даже любезничала перед мачехой первое время, думала, что лучше помочь ей войти в новую семью и отогнать переживания по поводу того, что она входит в неё так скоро после смерти моей мамы. Ага, только чёрта с два у этой Лены они были. Она снисходительно и пренебрежительно отнеслась к моим попыткам сгладить атмосферу, и это было только началом. — Но мне, конечно, только казалось. Мачеха хотела быть не только лучшей для него, но единственной. Она начала меня топить. Выворачивать мои поступки так, чтобы папа на меня злился. Врать про меня, подставлять. Закладывать в нём несправедливое мнение обо мне. Много всякого… Конечно, я отбивалась и поначалу тоже включилась в борьбу, но мой пыл резко так поутих после того, как я сказала ему выбирать, я или она. Он дал мне понять, что выбор мне не понравится. А она это слышала, и, видимо, это подало ей идею избавиться от меня поскорее, вот и стала искать варианты типа той же академии.
