Это внешне. И, в общем-то, объективно: жалко конячество и минотаврячество.
А вот в небывальщине, насколько я чуял, выходила такая картина: концентрированные орды гремлинов водили хоровод вокруг примерно центра деревушки. Как вокруг капища Идеи Великой Энтропии. В материи не проявленные, но отчётливо ощутимые.
Ну и шибало из этого условного центра неприятной, вызывающей опаску гадостью. Впрочем, стоять и дрожать я не намерен, зашагал я вперёд.
И вот удивление, через пару десятков шагов — споткнулся.
— Вот сюрприз-то-о-о… тьфу! — выдал я.
Поскольку чего-то такого я логично ожидал. Да и Харитон на эту тему доходчиво ржал. Так что ВНЕЗАПНО поехавшая земля под ластой — внезапной для меня не стала. Я даже начал ехидствовать, выставляя руки… Которые, чтоб его, попали в какую-то поганую борозду, полосу, поле… И я мало того, что изгваздался, как сволочь! Так ещё и землицы черпнул раззявленой пастью, блин!
— Бесит, тьфу, — отплевался я. — Всё. Буду убивать. Жестоко и беспощадно! — посулил я.
Окружающий пейзаж на мои слова отреагировал молчанием и чириканьем каких-то гадких птах вдали.
Ну и ладно, поднялся, сделал пару шагов, и вот сюрприз — опять навернулся. Хоть землю жрать не стал, и то хорошо.
Несколько попыток добраться до деревушки, как приличный Кащей, приблизили меня к ней на сотню метров. И превратили в ком какой-то поганой грязюки, чуть ли не навоза! Бесит, блин!
И самое паскудное — я не хотел демонстрировать нечистику тросы. Не стеснялся, но это погань высоковероятно принимала меня за человека.
А вот топорщащегося тросами из тела злобного Кащея за человека точно не примут. И придётся ещё за этой тварью гоняться, блин! Так что терпи, Кащей, всё ради дела, успокаивал я себя, вставая на четыре кости и начиная продвижение в этом непотребном виде.
А то стоя — совсем звиздец выходил! И новая метода передвижения на время помогла. Метров на сто где-то.
А вот в ста метрах от деревеньки начиналось какое-то поганое грязевое болото. Тоже творчество этой дряни, судя по обрывкам свежей травы. Как погань заболотила подходы к деревне, думаю, не знает даже Леший. Но заболотила, сволочь!
И “концентрация невезения”, уж не знаю, как назвать ещё это поганое надругательство, явно и ощутимо увеличивалось, по мере приближения. То есть, я уже раком, еле ползущий, навернулся в грязюку пять раз за десять метров! При этом, будь я человеком, не раз сломал бы руки в каких-то поганых норах, да ещё и обзавёлся иголками из гвоздей! Откуда в этой гнусной болотине вообще появились гвозди — непонятно. Но были, блин! О щепках (острых, зараза!), можно даже не говорить.
Вдобавок, из поселения, в такт моим спотыкновениям и неприятностям, стали раздаваться совершенно омерзительные хохотки!
— Как же бесит, тьфу, — посетовал я. — Я даже конину эту бешеную в чём-то понимать начинаю, — сообщил я поганой грязюке.
— Хи-хи-хи, — неконструктивно откомментировала мои слова нечисть.
— Ничего, недолго тебе ржать, сволочь… буль, тьфу… ТАКАЯ! Как же бесит-то…
В общем, скорость моего перемещения упала до совершенно смешных метров в минуту. И, смотря на покосившиеся дома, я чуть не дал слабину. В том смысле, что выпустить тросы и подтянуться. Но, во-первых, я почти уверен, что то, за что я зацеплюсь — нахрен сломается.
А, во-вторых, добраться почти до цели — и спугнуть паразита… Да ну нахер! Потерплю, блин! Хотя бесит.
Но совсем тупо беситься мне надоело. И стал я, шмякаясь в поганую грязюку и упорно ползя вперёд, думать.
Лихо, если это оно, а скорее всего, так и есть — явление концептуальное. То есть, как Леший или Водяной, пустое место пусто не бывает.
Этому и мифологически-логичные объяснения есть, и объективные. Та же Юрьевна из Зелюников охамевшего Лешего порвала в клочья, прилюдно.
А на следующий день был Леший. Другой. То есть лес без присмотра не остался. И Маринка утверждала, а я склонен был верить, что Леший — личность. Но и функция. Соответственно, уничтожив личность — функцию не уничтожишь. Для этого нужно лес нахрен выжечь и солью посыпать.
То есть, от Лиха как нечистика — хер избавишься. Раз уж оно появилось — будет, сволочь такая. Не как “идеи” новомодных ужастиков, а как функция и концепция. И бороться с ней простым уничтожением “вообще” — не выйдет. Правда, выйдет “локально”. И я, блин, эту несимпатичную личность порву на… Да флагов таких нет, блин, на сколько я её порву!
Так я, выходя не то что из себя, а вообще из всего, ну и беря себя в руки, полз, как червяк какой в грязи! А сволочь эта нагло хихикала, что бесило неимоверно!
Но реально вреда не наносилось, а инструментов, чтобы меня задержать, у пакости не было. И на прилетевшее с ближайшего дома бревно в голову — я просто фыркнул. В грязь, чтоб его! Опять отплёвываться….
И, через полчаса этого поганого превозмогания, дополз я до центра этой мерзкой деревушки. И до Лиха Одноглазого. И да, это было именно оно, поганая тварюка, проявленная в материи!
20. Свадьба для коня
Лихо, проявленное в материи, вызывало совершенно непередаваемое желание взять и показать неправоту! Минимум два раза, причём оба — насмерть.
И скотское макание Кащея в грязюку играло роль в этом праведном желании на четверть, не более.
Дело в самом отвратительном порождении небывальщины. Например, эта пакость, сучащая подлючими ножками, постоянно была повёрнута к наблюдателю в профиль. Очень… неправильно повёрнуто, как на рисунках этих… абстрактозасранистов, или что-то такое. Там повёрнутые в профиль порождения их “таланта” смотрели на невинных наблюдателей двумя глазами с профиля, вне зависимости от положения тельца.
А у Лиха подобная картина выходила “в движении”. И глаз, единственный, но непомерно большой, ровно посерёдке “профиля”. Который оказывался профилем с любой из сторон. В общем, противное и неправильное зрелище.
Далее, одёжка, по моде нечистиков, завернута “не в ту сторону”. Хипстерская такая, противная, с шлёпками и дырявыми штанцами! И цвета бледные, но противные — бледно-лиловый, бледно-канареечный, бледно-болотный, почти хаки. В общем, противно, да.
И очёчки, ленноновские, если бы не было это одно очко, совершенно невозможно держащееся на “роже-профиле” Лиха.
Далее, смотрела эта пакость своим противным выпученным буркалом поверх очка на извазюканного Кащея и хихикала раздражающе. То садясь на бревно, оставшееся от раздолбанного дома, но вставая и ходя, разглядывая.
Омерзительное создание, в общем. И пока я полз, пару раз навернувшись, ликовало самым омерзительным образом!
— Ну что же вы, любезный, так неловко? — вдруг бесполым, но противным голосом занудного интеллигентишки протянуло оно. — Аккуратнее надо быть. И одёжу где-то потеряли, неловко-то как! — опять неприлично заржала тварь.
— Вот сложилось так, бульк, — философски буркнул я, между парой падений. — Погода, тьфу, не радует.
