Наверное, моё лицо красноречиво передавало мои чувства, так как Сянцзян на одном из привалов отложила тарелку в сторону, внимательно взглянув на меня. При этом она даже не доела.
— Юнксу, я вижу беспокойство на твоём лице. Тебя что-то тревожит?
Ты чё, психологом заделалась? Не пугай меня, я не переношу психологов ещё со школьной скамьи. У нас там был один психолог. Он так помогал детям, что одна девчонка аж сдохла от счастья. Пришла к нему поплакаться, а он сообщил, что его рабочий день закончен, и она сиганула с десятого этажа этим же днём.
Иными словами, они нихрена не помогают.
И тем не менее…
— С чего вы взяли, Сянцзян?
— Я вижу, что вы в последнее время напряжены. Вы помогаете мне, я бы даже хотела сказать, заботитесь, и мне бы хотелось отплатить добром на добро, — мягко произнесла она.
Ну, кто о ком ещё заботится, если уж так говорить. Она меня переносит, она готовит еду, она даже иногда меня обнимает в порывах кошмаров, грея собой. Тут скорее я нахлебник. И тем не менее…
— Нет, всё в порядке, — ответил я.
Думал, сейчас будет допытываться, но Сянцзян лишь кивнула и вернулась к еде, при этом бросив на меня взгляд, типа я знаю, что ты соврал.
— А мог бы попросить помощи, — сказала Люнь на одной из тренировок.
— Да она же ничего не помнит, — отозвался я, повторяя один и тот же удар до автоматизма.
— Но быть может и вспомнила.
— Вот именно. Вспомнила, и нам неизвестно, что конкретно она может вспомнить. Как правильно фехтовать? Или кто она и кому по-настоящему принадлежат вещи, что со мной?
— Так вот чего ты боишься…
— Понятное дело, что именно этого. Чем меньше она помнит — тем сохраннее моя жопа. Люнь, ты действительно веришь, что она в реальности такая добрая? — приподнял я бровь, слегка удивлённый наивностью призрачной девчонки.
— Ну… она вроде искренняя.
— Люнь, тебе сколько?
— Неприлично спрашивать девушку о её возрасте, — буркнула она.
— Чуть больше, чем дохрена лет, если я не ошибаюсь, верно?
— Хочешь намекнуть, что я глупая?
— Ты? Нет, ты просто тупка. Задумайся над тем, чего она такая добрая?
— Обычно…
— Вся аристократия, все эти сильные последователи практически всегда надменны, чувствуя силу над всеми, кто ниже их. Они считают их недостойными себя, жалкими, слабыми, и она явно одна из них. Для них никто не ровня, если слабее.
— Да с чего…
— По поведению, Люнь, посмотри на её манеры, — вздохнул я. — Это не то быдло с нижней деревни или даже верхней, и не те, кого мы встречали. Да даже меня сравни с ней по разговору, движению, манерам, даже сам тон и интонации. Это кто-то из знати. Но сейчас, когда она потеряла память, скорее всего, ведёт себя как та, кем была до обретения силы. Но стоит этой женщине всё вспомнить, и перед нами может оказаться совершенно другой человек. И мне хотелось бы не способствовать этому. Мне по душе милая добрая женщина, а не стерва, которая не даст никому спуску.
Да, именно этого я и боялся. Что вспомнит она себя настоящую, и у меня в лучшем случае всё отберут. Память — штука такая, может возвращаться. И лучше это произойдёт после того, как я с ней распрощаюсь.
А что касается моего кретинизма… таков путь, чё ещё скажешь?
Так что если мой рост со скрипом, но продвигался, потоки с трудом, но пробивали русло в теле, протягивались, то вот с мечом был полный затуп. Ну не понимал я, почему у меня не получается.
Я вкладывал столько сил, я делал движения на грани возможностей, готовый обогнать солнечный свет, но всё равно меч не чертил те линии, которые были нужны. Всё равно он шёл вкривь и вкось, не попадал туда, куда нужно, хотя казалось бы, куда проще. Будто я играл в бадминтон и не мог попасть по воланчику, хотя видел его.
Чё я такой кривожоп, блин…
Да, я что-то делал неправильно, но с тем же успехом можно было советовать лучше стараться.
А тем временем время шло, и мы приближались к столице. Оставалось надеяться, что мы не встретим на своём пути никаких проблем. И доберёмся до того, как Бао вскроет тубус и со сгоревшей жопой на пердальной тяге понесётся за нами.
* * *
Сказать, что сердце ёкнуло — это не сказать ничего.
Бао молча смотрел на раскрытый тубус и то, что вытащил из него.
Две деревянных больших щепки, предположительно, от той самой двери, что вела в хранилище. Кто-то положил их внутрь, и было несложно представить, кто это сделал и куда подевался сам свиток.
Бао сидел молча минут пять, будто эти кусочки гипнотизировали его. В голове пролетали тысячи мыслей, от досады, что цель была так близко, до укоров в сторону самого себя, что так просто поверил хитрому мальчишке. Но ни одна из них не была пропитана ненавистью или злобой — ему было плевать на других, но тем не менее, он всегда признавал достойного противника.
Бао неожиданно хохотнул, потерев затылок.
— Вот хитрая блоха… Ну ладно, Юнксу, признаю, ты действительно молодец, напакостил под конец, а я, старый дурак, и повёлся на уловку, старую, как мир. Признайся, ты изначально знал, что я так с тобой поступлю, и даже не питал надежд…
Привычку разговаривать с самим собой он получил, сидя в заточении многие десятки лет. Будто при проговаривании вслух слов ему лучше думалось.
Бао огляделся, будто это могло помочь ему определить, где находится свиток.
— Ну что ж, считай, что вызов принят. Думаешь, одержал верх и сможешь выйти сухим из воды? Тогда давай посмотрим, кто кого…
Он встал, гордо выпрямившись, будто принимая вызов. Впереди была нелёгкая задача — найти мальчишку и свиток, если только он не умер в той пещере. Но Бао сомневался, что судьба будет столь щедра, похоронив мальчишку под грудой камней.
Глава 108
— Юнксу, прошу тебя, — протянула Сянцзян мне плошку с супом.
— Спасибо.
Для меня не стало секретом, что она ещё несколько секунд смотрела на меня, будто пытаясь считать с лица мои эмоции, после чего наложила плошку Зу-Зу и уже после нас обоих себе. Взяла её осторожно в ладони, но есть не начала, глядя на содержимое.
— Юнксу, тебя что-то тревожит в последнее время? — наконец мягко спросила она, посмотрев на меня. Настолько мягко, что у меня даже возник порыв всё ей выложить как на духу, но я промолчал.
— Нет, просто… чёт задумался…
— Это связано со мной, верно? — столь же мягко продолжила Сянцзян. — Я вижу, как ты смотришь на меня искоса, будто остерегаешься. Спишь как на иголках, вскакиваешь иногда, будто боишься, что кто-то подкрадывается. Ты хочешь о чём-то поговорить?