— Ты опять напряжён, — негромко заметила Сянцзян.
— Просто я думаю.
Она прижалась грудью к моей спине. Её дыхание я чувствовал макушкой. Приятно чувствовать себя в такой вот безопасности. А там в ногах ещё и Зу-Зу пристроился.
— Юнксу… ты ведь что-то скрываешь от меня, да? — тихо спросила Сянцзян.
— Да, — я не видел смысла отрицать это, как, собственно, и раскрывать.
— Если бы я спросила, что именно, ты бы ответил мне?
— Нет, — покачал я головой, и меня прижали плотнее.
Я мог не возвращаться. Я мог оставить её и уйти своей дорогой — это было бы безопаснее. И даже вспомни всё, Сянцзян уже бы не представляла для меня угрозы. Если я так боялся, что она всё вспомнит, то мог бы уже давно бросить её.
Но было и другое — если что-то пойдёт не так, Сянцзян может оказаться счастливым билетом. Если вдруг всё станет слишком плохо, её связь с дочерью может помочь решить вопрос, если всё правильно разыграть.
Иначе говоря, это могло меня как погубить, так и спасти в самый ответственный момент, и именно поэтому я пока не спешил.
— Я чувствую, что твоё сердце учащённо бьётся. Ты боишься? — спросила Сянцзян меня на ухо.
— Боюсь, — негромко ответил я.
— Тех, кто преследует тебя?
— Нет, — я не стал её обманывать. — Если быть честным, то я боюсь вас.
Глава 111
Сянцзян ответила мне не сразу. Она явно обдумывала сказанное мной, подбирая слова. Уж такой она была женщиной, которая сто раз подумает, прежде чем скажет. Но скажет ровно в точку, избегая крутых поворотов и острых углов.
— Неизвестность в душе других пугает, — негромко произнесла она. — Ты боишься, что я всё вспомню и изменю своё отношение, верно?
— Да, — тихо ответил я.
— Но разве изменится моё отношение к тебе после того, как ты спас меня?
— Вполне возможно.
— Я сомневаюсь, — она приобняла меня сильнее. — Сейчас, когда я обнимаю тебя, чувствую спокойствие, будто затыкаю дыру в душе, где должен быть другой или другие люди. Я не чувствую ни возбуждения, ни желания, лишь тёплое чувство, что не одна. Одиночество — вот что я почувствовала, когда ты меня спас. Без памяти и без дома, одна-единственная против всего мира, что раскрылся передо мной. И сейчас ты заставляешь меня чувствовать себя на твёрдых ногах с плечом, на которое можно упереться. Могу ли я ненавидеть тебя?
— Можете.
— За те вещи, что ты забрал у меня и прячешь в своей сумке? — спросила она, давая понять, что ей давно всё известно. — Боишься, что я обвиню тебя в воровстве? Но разве это не мелочь по сравнению с тем, что меня спасли? Что привели в город, где живут, как я понимаю, те же люди, откуда была и я сама, будь это секта или клан?
— Это сейчас вы так говорите, а потом вернёте память и вместе с ним и всё прошлое. Разве не вы говорили, что замечаете за собой непонятную глубокую жестокость, хотя при этом испытываете жалость?
— Да, но…
— А ведь следом за прошлым придёт и накопленный опыт, набитые шишки, которые сложили ваш характер и поведение. Всё это вернётся, и вы не сможете игнорировать саму себя. И как знать, сможете ли вы себя удержать от того, чтобы не поступить так, как подсказывает ваш накопленный опыт, с вором?
— Ты не вор, это моя благодарность за спасение, и считай я иначе, мои вещи бы уже были давно возвращены, будь в этом уверен, — выдохнула Сянцзян. — Всё будет хорошо.
Если бы за каждую эту фразу на земле рождался один чёрный, то на земле бы не осталось не угнанных машин.
И всё же она знает, где её вещи, хотя было бы глупо думать, что до неё не дойдёт, откуда у меня одежда под её размер и почему другие люди носят ханьфу её же цвета.
Я ощущал её дыхание на макушке. А через некоторое время Сянцзян и вовсе уснула.
Когда я встал, она ещё спала, и выбираться из-под её тёплого бока было ну совсем как-то не очень. Тепло, мягко, уютно — я… наверное, испытывал в последний раз такое разве что в той деревне в горах и… всё.
— Сторожить, — сказал я Зу-Зу, который уже поднял голову, спрашивая, куда это я намылился ночью.
Работа оставалась работой, и не ровен час, когда всё может обернуться против меня. Надо было поторапливаться.
После того, как я разобрался с библиотекой, мне надо было что-нибудь узнать об этом Вьисендо, но я даже не представлял, где это сделать. А когда чего-то не знаешь, надо просто поспрашивать людей, что я и собирался сделать.
Когда я вышел, на широких улицах было непривычно пусто, что вызывало довольно странное и немного волшебное ощущение, будто весь мир принадлежит тебе. Лишь редкие прохожие проходили мимо, бросая украдкой на меня взгляд, но неизменно проходя мимо.
— Ты веришь ей? — спросил я Люнь.
— В каком плане?
— Что она не желает зла.
— Я не видела в её словах лжи, но ты сам должен понимать, что люди очень хитры и изворотливы, когда дело касается выгоды.
— Ну это я знаю, да, — вздохнул я. — Хотелось бы верить, что так оно и будет.
— Ты можешь просто оставить её, — напомнила Люнь.
— Она может оказаться тем самым спасительным билетом. Если она действительно мать той девочки, то это может сыграть нам на руку и выставить в хорошем свете.
— Это слишком большой риск. Не мне тебе говорить, но пусть так, — согласилась Люнь. — А куда сейчас мы направляемся?
— Мне нужна информация.
Информацию можно получить от информатора (логично, да?), а такие люди обычно не самые обычные граждане и сидят в достаточно злачных местах, где вершатся тёмные дела. Просто так на них не наткнёшься.
Но о таком месте можно узнать от людей, что сами так или иначе с этим всем связаны. Чаще всего это люди с низким социальным рейтингом, которым не положена кошка-жена и чашка риса. И такие любят выпить.
Вот так моя логическая цепочка привела меня к тому, что надо искать во всяких барах, пивных, трактирах и прочих забегаловках, где можно упиться в хлам, а там уже по хлебным крошкам глубже в лес.
Найти такие места было несложно, достаточно было идти на шум пьяных криков и песен. Про такие места можно было сказать, что они никогда не спят, но по-настоящему они ещё как спят, просто делают это днём, как и любое добропорядочное зло.
В отличие от остального города, здесь было конкретно так многолюдно. Здесь постоянно ездили местные варианты карет, которые к концу ночи всё же больше увозили людей, чем привозили.
Блюющие, пьющие, зажимающиеся до истошных стонов в переулках — район выглядел как подобает такому месту. По своей атмосфере, да и зданиями он напомнил мне ту улицу красных фонарей, через которую я убегал с малышкой Ки. Здесь, кстати говоря, тоже всё было в красных фонарях, которые настраивали на нужный лад.
