Правда в последнюю ночь мы не спали. В плане, что не терлись о друг дружку, так как…
— Мы почти на месте, — сообщила она.
Местность здесь была холмистой. Никаких «зубов» или «столбов» в лесу, лишь холмы, одни выше, другие ниже, одни совсем пологие, другие очень крутые. Я даже, кажется, видел дорогу отсюда. Мы-то не пользовались ей, но обычные люди, насколько мне известно, по ней ходили и довольно активно, так как возить грузы обычным людям как-то надо было.
Цурико нервничала, хотя чего было ссаться, я откровенно не понимал, если честно. Она пятый уровень — если кто-то что-то вякнул, то сразу в бубен и все. Хотя здесь все же важен стержень, который поможет выдержать общественное давление, и у Цурико в этом плане наблюдались определенные проблемы.
Даже вспомнить ее агрессию — теперь это выглядело как способ самоутвердиться и не подпустить близко, чтобы никто не понял, как ее просто продавить. Но не мне судить, конечно, мы все люди, и мы все люди очень разные.
На следующий день мы прилетели к воротам деревни едва ли не ранним утром, когда по земле еще стелилась дымка, а воздух после ночи все еще был влажным и холодным. Правда ворота здесь были… интересными. В том плане, что ворота на дороге, похожие на те, что иногда показывают в Японии, но с черепицей, были заперты, а забора вокруг деревни не было.
— Это на кого рассчитана такая потрясающая система защиты? — восхитился я.
— Это чтобы бродячие духи не зашли ночью. Типа ходят по дорогам злые духи и могут зайти в деревню и украсть ребенка.
— Ерунда какая, суеверия… — фыркнула Люнь.
— А, ну да, а больше ведь нечего бояться одинокой неохраняемой деревне в центре джунглей, — кивнул я. — Только духов.
И обошел ворота.
— Тут свои суеверия, — негромко сказала Цурико, постоянно оглядываясь.
Забавно, что чем ближе мы подходили к воротам, тем словно меньше становилась она, а сейчас и вовсе была похожа на маленькую испуганную девчонку. Цурико явно чувствовала себя не очень, и даже ее гонор как-то испарился.
Это может смешно выглядеть, типа такая сильная, а боится, но иногда все кажется действительно страшнее, чем есть на самом деле. Просто организм реагирует на обстановку, которую привык считать опасной, именно так, как должен. Типа ты возвращаешься назад домой, и думаешь, что все осталось так же: хулиганы такими же сильными, сторожа такими же страшными. Но потом оказывается, что теперь ни одни, ни другие уже не представляют угрозы.
— Цурико?
— Чего? — хмуро посмотрела она на меня.
— Спину ровно, грудь колесом и смотри прямо. Хватит ссаться.
— Я не ссусь, — тут же рыкнула Цурико.
— Вот, — улыбнулся я. — Вот так себя и веди: посылай и огрызайся, будь той Цурико, которую я встретил в первый раз, окей? Веди себя с остальными так же, ненавидь их. Если что, я подстрахую, помнишь?
— Ага… — смутилась она и покраснела, но тем не менее не опустила головы.
Вот и отлично.
Деревня располагалась на склоне и напоминала мне одну из деревень Вьетнама, которые были раскиданы по джунглям типа тех, что показывают в фильмах про войну во Вьетнаме. Вот очень похоже, разве что дома не из бамбука, а из досок.
Вниз по склону до самой реки уходили ступени, заполненные водой, где рос рис, на самой реке я видел пирс и несколько складов, плюс мост через него. А на другом берегу начинались джунгли, которые поднимались уже на другой склон.
Красиво…
— Так, нам куда?
— К старосте, наверное… — пробормотала Цурико.
— И где… хотя уже вижу. Это вон то красивое синее здание с красной крышей? — указал я дом почти в центре деревни.
— Да, оно. Сейчас все спят еще, надо ждать утра.
— Уже утро.
— Надо ждать, — отрезала она. — Сейчас все дрыхнут.
— А я бы все равно вломился, — вздохнул я, но тем не менее не стал спорить.
Наоборот, прошелся по деревне, рассматривая быт, который не сильно отличался от всего того, что я видел до этого. Разве что добавился колорит места, которое отрезано от остального мира. Особенно мне приглянулись столбы с вырезанными на них животными и какими-то существами. Здесь даже было что-то типа сцены то ли для собраний, то ли для казней.
— Знаешь, что меня всегда пугало в таких местах, Люнь? — тихо спросил я, отойдя от Цурико на приличное расстояние.
— Деревянные туалеты? — сделала Люнь попытку.
— В смысле?! — немного охренел я.
— Ну ты рассказывал как-то, что боишься туалеты с дыркой, что вдруг провалишься вниз и утонешь в какашках.
— Это… блин, нет конечно! Нет, в смысле, я боюсь этого, но это не главный мой страх.
— Тогда…
— Люди. Люди в таких местах, что варятся в собственных суевериях и страха, — опередил я ее жалкие потуги разгадать ход моих гениальных мыслей. — Я посмотрел много фи… слушал много историй о том, как они сходят с ума, приносят жертв своим вымышленным богам и так далее. А потом становятся сраной деревней маньяков, которые не знают ни жалости, ни сострадания.
— Это жутко…
— Ага, вот и я о том же.
Ну кто не знает историю резни бензопилой или других криповых историй про то, как деревенская семья вдруг становится сумасшедшей и убивает всех? Или городок, в котором люди днем выглядят милыми и дружелюбными, а по ночам приносят оставшихся на ночь в жертву?
Вот и я смотрю на эту деревню между холмов и думаю: а ведь отличное место для подобного. Не то чтобы я прямо-таки хотел такого, но все же.
— В любом случае, это всего лишь истории, и здесь я из-за ведьмы.
— Думаешь, найдем здесь ответ на то, куда ушел Вьисендо?
— Да, надеюсь. Или получим супер-силу.
— Ты еще и с другими не сильно-то и освоился, — напомнила Люнь.
— Всему свое время…
Цурико тем временем спокойно сидела на скамейке, откинувшись на спинку и смотрела в небо. И пока я к ней возвращался с обхода местности, на улицу потихоньку начали выходить люди.
Медлительные, еще до конца не отошедшие ото сна, они двигались, как зомби, выполняя рутинные вещи, типа открыть клетку с курами или загон с козами. Кто-то шел сразу умываться, кто просто потягивался и зевал. Но никто не обращал на нас внимание.
До поры, до времени.
— Ну что, идем?
— Дай всем проснуться и приготовиться к рабочему дню, — ответила негромко Цурико, продолжая смотреть в небо. — Скоро начнется.
— Что именно? Да и вроде все…
— Ждем, — отрезала она.
— Ну ждем так ждем, — присел я рядом с ней.
Вскоре деревня ожила полноценно.
