Вообще, да, хочу. Чтобы там не было всяких мимимишных страданий, самокопаний и слёзных драм, а лишь настоящий мужыцкий бой в стиле гачимучи.
Где-то с пятого флакона с пилюлями я понял, что умудрился наесться ими. А когда я съел вообще все пилюли и микстуры, понял, что конкретно так обожрался, и мой живот сейчас полный, будто я всю ночь хавал. Ощущение, будто сейчас меня всеми пилюлями и вырвет. Пришлось немного потерпеть и постоять, прежде чем садиться на медитацию.
— Удачи, — шепнула Люнь прежде, чем я погрузился в медитацию.
Чёт как-то её пожелание меня не обрадовало. Словно в последний бой отправляет.
Первые несколько минут я видел всё те же бесконечные потоки с тенями, что и при каждом погружении. По сути, я погрузился в самую обычную медитацию, где протекали бесконечные потоки Ци, которые помогали мне лучше усваивать её при медитации. Хотя в моём случае это было не то чтобы бесполезно, а скорее крайне неэффективно.
Я провёл здесь… не знаю, минут десять или двадцать (хотя снаружи мог пройти и час, и два), прежде чем понял, что ничего не происходит. То есть я просто медитировал и очень медленно впитывал в себя Ци. Я даже не чувствовал, в какую сторону надо прорывать барьер, не чувствовал оков или чего-то подобного, что бы сдерживало мой рост или меня самого.
Как пробиваться через этот барьер, хрен знает, возможно, надо было этот вопрос сразу поднять, прежде чем погружаться сюда. Поэтому, не видя результата, я всё же решил сначала поинтересоваться у самого Гоя или Люнь, что делать дальше.
Открыл глаза и…
Едва не свалился с кровати от неожиданности и испугу.
Нет, я был всё в той же комнате, где и ушёл в медитацию, но передо мной теперь сидел не Гой, а незнакомец, которого не узнать было слишком тяжело, пусть эту рожу видел я не так уж и часто. Передо мной сидел…
Я сам…
Блин, ну гачимучи с самим собой — это вообще что-то за гранью добра и зла.
Глава 182
Он сидел передо мной, сгорбившийся, облокотившись локтями на колени, и смотрел в пол. Парень выглядел точно таким же, каким я запомнил его… перед зеркалом ещё в моём мире. Ни единого намёка на шрамы, ни единого намёка на хоть какое-то счастье.
Я осторожно спустил ноги на пол и встал. Не считая его, всё остальное было точно таким же, как до моего погружения в медитацию. Даже пустые флаконы от пилюль и микстур остались стоять на том самом месте, где я их оставил.
— Странно встретить самого себя, — неожиданно произнёс он и покачал головой так, будто это я был его воображением, хотя технически, возможно, мы оба лишь плоды одного мозга.
— Да, я ожидал от барьера немного иного, — согласился я. — Не встречи с самим собой, а…
— Сражения и борьбы, к которой я привык, — кивнул он, не поднимая головы.
Я прошёлся по комнате и даже потрогал вещи: дерево, стекло, железо — всё было на ощупь как настоящее. Я бы не догадался, что это всего лишь иллюзия, если бы не сидящий передо мной я сам.
Правда, за дверью меня ждал сюрприз. Едва я её открыл, как меня ослепило ярким светом. Только секунду погодя я смог рассмотреть пейзаж.
Бесконечный белый пейзаж.
Комната находилась посреди бесконечного белого пространства. Пустота, бесконечная пустота, которой было не видно ни конца, ни края.
— Вау…
— Красиво, да? — хмыкнула моя копия. — Покрасивее нашего внутреннего мира, в котором всё просто в говно разрушено.
— Да, к сожалению…
— Сожаление… — протянул он как-то странно.
— Тебе что-то не нравится в этом слове? — поинтересовался я.
— Просто странно слышать от самого себя о сожалении.
— Ты о чём? — нахмурился я.
Моя копия подняла взгляд.
— За столь бурной деятельностью, которую я развёл в этом мире в поисках девчонки, так легко всё забывается, даже сожаление о прошлом, да? — протянул он с ехидной ухмылкой и встал. Взмахнул руками, и комната рассыпалась.
Осталось лишь бесконечное белое пространство.
— К чему это ты?
— Хорошо почувствовать себя нужным, сильным и даже важным для кого-то, да?
— Ну… вполне, — подумав, согласился я. — Да, мне нравится.
— Виляя хвостом, бежать на край света ради ребёнка, который для меня никто, — фыркнуло моё отражение. — Пожил с ней годик, и всё, решил, что можно назвать её семьёй, да?
— Ну… да. Да, так оно и есть, — кивнул я, согласившись.
— Как в прошлом и его, да? И мы-то оба знаем, зачем я это теперь делаю, не так ли?
Было… немного жутко, если честно, смотреть самому себе в глаза. Смотреть и не видеть ничего, кроме пустоты. Не могу сказать точно, но мне казалось, тогда я всё же поживее был, особенно когда узнал про то, что на биткоине заработал себе состояние. А этот же…
— Мёртв? — хмыкнул он.
— Извини, я…
— Не хочу разговаривать со своим же воображением, — продолжил он.
— Очень…
— Смешно.
Только сейчас до меня дошло, что я буквально сам и говорю. По сути, это всё были мои собственные мысли, так как я знал, что спрошу, и так же знал, что отвечу. Словно веду монолог внутри головы. И всё же я говорил, не мог не говорить, так как эти реплики возникали в голове ровно тогда, когда они произносились.
Это был я, вернее, та часть меня, что до сих пор тянула груз вины. Та, которая не смогла оставить прошлое и каждый раз возвращалась назад, к тем дням, и задавалась вопросом — а ради чего это я затеял? Ради Ки? Или ради меня самого?
Меня эти мысли уже не раз и не два посещали, потому что я боюсь обнаружить, что это всё лишь лицемерие, попытка доказать самому себе, что я не такой уж и плохой.
Я банально не мог разобраться в самом себе.
Он усмехнулся.
— Ты врёшь сам себе, признайся в этом. Ты идёшь за девчонкой, чтобы искупить собственные грешки. Доказать, что ты не подонок. Что типа смотрите, там в прошлом я поступил как конченный ублюдок, но я изменился, будто их смерть была не зря, ведь я смог спасти жизнь здесь.
— Я знаю, почему слышу это. Потому что это мои собственные сомнения.
— Можешь убеждать себя сколько угодно…
— Меня до сих пор гложет чувство вины. Гложет за него, за неё, за них обоих. Я до сих пор сомневаюсь, спасаю я Ки, потому что мелкая мне действительно дорога, как человек, или чтобы как-то заглушить чувство вины, и малышка для меня не более, чем способ это сделать.
— И мы оба знаем…
— Что она мне дорога, — я внимательно посмотрел на себя самого. — А ты — это чувство вины за прошлое. Та моя часть, которая вечно думает, что всегда есть второе дно.
